Оксана Глинина - Сердце моего врага

Я затаила дыхание.

Мардж посерела в лице и оглянулась.

– Ты недовольна. Моя дорогая девочка? – в голосе Моро засквозил холод.

Попробуй еще не угоди излишними телодвижениями – будешь подбирать с пола собственные внутренности, как случилось в прошлый раз.

Но стоит ли ворошить былое!

И без отвратительных воспоминаний желчь стала рваться наружу.

О, Мардж! Я так умоляла тебя не блистать излишне всеми гранями своих талантов, но ты меня не послушала, заявив, что мои сомнения – проявление слабости.

Сестру, с которой мы бок о бок жили и тренировались в лагере для клинков, я вряд ли теперь больше увижу.

Ее продали в услужение неизвестно кому – считай в рабство. Так скоро, что она даже не успела насладиться своим новым положением как следует.

Отказ от назначения – означает смерть.

В зале висела напряженная тишина.

– Я… – Мардж запнулась на полуслове, явно расстроенная произошедшим. – Повинуюсь, мой ард!

На абсолютно каменном лице девушки губы растянулись в подобии улыбки, делая лицо похожим на маску лицедея. Её подбородок склонился к груди.

– Вот и славно! – удовлетворенно кивнул Моро. – После праздника, тебя сопроводят до нового места служения.

– Разве традиции клана предполагают продажу сородичей? – неожиданно подал голос Прасо.

Наверное, это его последнее заседание на сборе. В глухой тишине зала одинокие пылинки кружились в луче света, падающим с потолка.

– Это не продажа! – улыбка главы подобно оскалу удава. – Она отработает положенный по договору срок и вернется к семье.

– И каков же это срок? – седая бровь старика подалась вверх. – И разве договор в нашем клане не скрепляют кровью?

– Я скрепил тот договор своей кровью! – в голосе Моро сквозит угроза.

– За работу Марджори?

– Прасо! – глава больше не улыбался, он запустил пальцы в широкие полы мантии на груди, поигрывая затейливой серебряной цепочкой. – Видимо, ты устал, и тебе пора покинуть это кресло старейшины?

Никто не стал поддерживать бывшего главу клана, хоть возмущенным шепотком и наполнился весь зал.

– Что же! – Прасо встал со своего места, опираясь сухопарыми и узловатыми ладонями в отполированную столешницу. – Тогда, я полагаю, мне больше здесь делать нечего.

В полной тишине бывший глава клана покинул залу.

Моро только переглянулся с Гакрасом – своей правой рукой и ушами. Вот уж, поистине существо мерзкое и неприятное. Когда-то мы с Мардж дали ему кличку Крыса. По сути своей, он и был крысой, прочем, и воняло от него так же.

В зале так и висела тишина, никто не стал перечить главе и вступаться за Прасо. Молчала и я, потому что даже не знала, какие слова подобрать в такой ситуации. И без того, я словно натянутая струна, дергалась от каждого шороха, а моё положение не придавало ни веса моим словам, ни ценности моей жизни. Да и что тут скажешь, когда история всего клана с его законами менялась по воле чужака.

– Надеюсь, Мардж, ты хорошая девочка, и все понимаешь? – обратился Моро к девушке, с которой я дружила все свое детство.

– Да, мой ард! – кузина покорно склонила голову.

– Вот и хорошо! – змеиные глаза Моро сощурились. – Не стоит омрачать сегодня такой знаменательный день вступления в ряды клинков самых юных представителей клана.

О, да!

Знаменательное событие. Праздник. Но только в начале.

Эйфория от вступления во взрослую жизнь быстро сменяется ужасом холодных ночей, голодом и побоями.

А как еще тренировать воина клана Грассо?

Так начинается взросление каждого из нас. В двенадцать лет мы практически отлучены от семьи, растем и живем в условиях дикой местности под открытым небом. Естественно, до этого нас тренируют дома, но после вступления в ряды клинков – начинается попросту муштра.

В памяти всплыл холодный осенний вечер, дождь и злобный голос Крысы…

Нет!

Не желаю больше здесь оставаться. Никогда.

Вдохновленная отвратительными воспоминаниями, я сделала пару осторожных шагов в направлении высившейся фигуры Моро.

– Мой ард, выслушай! – на секунду голос все-таки дрогнул, да и я внутренне дрожала как осиновый лист, опасаясь, что со стороны мои движения выглядят вызывающими.

– Ты о чем-то хотела попросить, дитя моё? – от этих слов качнуло, как от удара, отчего я внезапно уткнулась носом в расшитую серебром мантию магистра.

Память наглухо укрыла от меня нетвердые шаги, которые вывели в самый центр залы. Горло сдавило невидимой рукой страха, всё тело прошиб холодный липкий пот. Руки, ноги и язык стали совсем деревянными.