Екатерина Гичко - История о краже. Месть прошлого

– Пошли вон, – выдохнул Ранхаш.

Переспрашивать мужчины не стали.

– Я пойду присоединюсь к поискам, – сказал Викан Шидаю и, осторожно протиснувшись мимо брата, выскользнул на улицу.

Ранхаш продолжал стоять и смотреть перед собой остекленевшим взглядом.

Его отвергли?

В груди стало больно.

– Что было в её взгляде? – чуть слышно спросил он. – Отвращение? Неприязнь?

– Ни того, ни другого, – ответил Шидай.

– Не жалей меня! – сквозь зубы прошипел сын.

– Я не вру, – мрачно отозвался отец. – Она была в панике, но мне показалось, что страшил её не сам поцелуй. Если бы это было так, то она хотя бы немного, но смутилась. Или же стыдилась бы произошедшего. Но нет, её испугало что-то другое.

– Я?

– Не думаю, – помедлив, ответил Шидай, а затем всё же добавил: – Если только немного.

Ранхаш судорожно вздохнул и моргнул. В груди было так больно, что ныли рёбра.

– Ты же знаешь её, она порой склонна преувеличивать опасность. Я думаю, после случая с Виидашем она просто боится влюбляться, а ты ей нравишься.

Думал Шидай о другом, но эти мысли и без того расстроенному сыну он боялся озвучивать.

– Если бы нравился, не сбежала бы, – прерывисто прошептал Ранхаш.

– От тех, кто ей не нравится, она не бегает. Вспомни, как она на Викана реагировала.

Прикрыв глаза, харен пошатнулся и вцепился в косяк, чувствуя, что теряется в собственном отчаянии.

– Я найду и спрошу…

Он её поймает, он обязательно её поймает. Она умная, хитрая… жестокая, но в панике безрассудная. Обязательно наделает ошибок. Ему просто нужно внимательнее присмотреться к её следам. Он же стольких поймал! Он точно её найдёт.

Когти с хрустом вошли в косяк, и Ранхаш подался вперёд, с шумом захватывая ртом воздух. Он дышал, но в груди всё равно становилось всё тяжелее и тяжелее, словно в лёгкие проникала убийственная вода.

Поймает.

Сквозь стиснутые зубы вырывался стон.

И приведёт обратно. В свой дом.

Приведёт обратно эту жестокую и безжалостную девчонку. Такую жестокую…

– Ранхаш, – Шидай осторожно прикоснулся к плечу сгорбившегося сына, – она найдётся. Мы её найдём. Город уже обыскивают… Мы сразу, как очнулись, отправили оборотней на её поиски.

Харен рвано дёрнулся и опять застонал. Город обыскивают, но её всё ещё не нашли.

– Мне плохо… – почти задыхаясь, прошептал Ранхаш. – Мне очень плохо.

Раскалившиеся печати впились в грудь подобно расплавленному металлу, голова закружилась, и свет померк перед глазами.

– Ранхаш!

Шидай едва успел поймать закатившего глаза сына.

– Боги, Ранхаш!

Одним махом сбросив всё с небольшого столика, лекарь уложил на него харена и, с лихорадочной поспешностью расстегнув на нём плащ и разорвав рубашку, с ужасом уставился на печати, по цвету сравнявшиеся с углём. Прижав ладонь к груди Ранхаша, Шидай несколько секунд прислушивался к неровному и торопливому стуку сердца и, зажмурившись, облегчённо выдохнул.

Обошлось. Его сил хватило.

Нервная дрожь охватила Лоэзию уже перед самыми дверями отцовского кабинета, и она остановилась. Коридор был залит солнечным светом: погода к утру улучшилась, и наконец-то появилось ощущение, что пришла весна. И вот в такой прекрасный день она собирается сказать отцу, что решила «бросить» жениха. Захотелось малодушно отложить разговор, но, взглянув на спокойного Мариша, девушка всё же собралась с духом и кивнула. Дворецкий почтительно отворил перед госпожой дверь, и та чинно вошла внутрь.

Отец встретил её строгим взглядом, лишь на мгновение оторвав его от бумаг.

– Доброе утро, моя дорогая, – суховато поприветствовал он. – Надеюсь, наш разговор не займёт много времени? Через час я должен быть во дворце.

Лоэзия задержала взгляд на полностью седой голове отца, медленно осмотрела его вытянутое, с впалыми щеками, лицо и наконец-то набралась решимости, чтобы посмотреть в его глаза.

– Прошу прощения, что беспокою вас в такой ранний час, – голос её прозвучал ровно, ни в малейшей степени не отражая того волнения, что владело ею. – Возможно, я огорчу вас, – помедлив, девушка всё же сказала: – Мне хотелось бы разорвать помолвку с господином Ранхашем.

В кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь радостным щебетом птички, облюбовавшей карниз. Лицо сарена, казалось, застыло, но уже через несколько секунд оно сморщилось от возмущения, и отец разъярённо прошипел:

– Ты что говоришь, глупая девчонка?! Ты понимаешь вообще, что собираешься сотворить?! Не позволю!