Трейси Вульф - Желание

– Спасибо, – шепчу я.

– За что? – Он бросает на меня настороженный взгляд.

– За… все, – говорю я, не в силах произнести что-то еще, поскольку у меня сжимается горло, и горечь от того, что мы потеряли, смешивается с надеждой на то, что мы еще можем восстановить нашу дружбу.

Повинуясь порыву, я обнимаю его опять и на этот раз притягиваю его лицо к своему, и наши холодные щеки соприкасаются. Поначалу он не отзывается, но мне все равно.

– Мне не хватает тебя, – шепчу я, прижимая его к себе еще на несколько секунд. В моих словах нет двойного дна, и я знаю, что он меня понимает. Я бы никогда не стала вводить его в заблуждение, но он заслуживает знать, что его дружба значит для меня так же много, как значили узы нашего сопряжения.

Его руки крепко обвивают меня, но он не отвечает мне тем же. Собственно, он вообще ничего не говорит. Но он все же обнимает меня еще несколько секунд, прежде чем отпустить. Я считаю это победой – пока не вижу его пустое лицо и не понимаю, что все то, чего я, как мне казалось, смогла добиться во время нашей прогулки, оказалось обнулено.

Это обескураживает, бесит, и мне ужасно хочется наорать на него. Спросить его, почему он это делает, почему он ведет себя со мной так, хотя я ничем этого не заслужила.

Но он уже отошел так далеко, что я понимаю – ему все равно, что я скажу. Он меня не услышит.

И вместо того чтобы продолжать унижаться, я улыбаюсь и машу ему рукой точно так же, как и тогда, когда увидела его в беседке, затем начинаю подниматься по ступенькам, говоря себе, что у меня слишком много дел, чтобы беспокоиться из-за парня, который ясно дал мне понять, что ему от меня нужно либо все, либо ничего – и который предпочел «ничего».

Но, открыв дверь Кэтмира, я понимаю, что мы столкнулись с куда большей проблемой, чем то, что происходит между Джексоном и мной. Потому что все ученики в вестибюле и комнате отдыха замерли в ожидании и смотрят, как три человековолка окружили Хадсона и сужают круг, нацелившись на него.

– Прекратите! – кричу я и бросаюсь в круг человековолков, но Джексон снова оказывается рядом со мной и крепко сжимает мою руку.

– Пусти меня! – кричу я и пытаюсь высвободить руку.

– Не могу, – отвечает он. – Если ты бросишься туда, то выставишь его слабым.

– Он и правда слаб, – рычу я. – Он лишен своей магической силы. – Похоже, это была плохая идея, и мой дядя был очень и очень неправ.

– Поэтому они и пытаются напасть на него, – буднично говорит Джексон. – По их мнению, сейчас для этого самый удобный момент. Он должен побить их сам, иначе это дерьмо будет происходить постоянно.

– А что, если он не может? – кричу я, когда один из нападающих на него человековолков начинает превращаться, так что тело у него еще по большей части человечье, но голова волчья и зубы тоже. – Что, если они ранят его?

Джексон устремляет на меня оскорбленный взгляд – точно так же на меня на днях посмотрел в библиотеке Хадсон, дав мне понять, что это святотатство – думать, что вампир не может сразиться с тремя человековолками и победить исключительно за счет своей крутизны.

Но мне не нравится неопределенность. Тем более что многие ученики столпились вокруг и подбадривают человековолков, а Хадсон не отступает.

Он невозмутимо стоит, окруженный Марком (мне следовало уничтожить этого мудака на игровой арене, когда у меня была такая возможность) и двумя другими человековолками, которых я видела на уроках, но имен которых я не знаю.

При этом вид у Хадсона веселый и довольный, что могло бы успокоить меня, если бы его веселье так не бесило человековолков. И если бы он воспринимал угрозу всерьез.

Но это явно не так, хотя все трое стоят на расстоянии вытянутой руки от него. Я сосредоточиваюсь и пытаюсь мысленно внушить ему, чтобы он немедля прекратил вести себя подобным образом и ушел, но он не делает ни того ни другого. Может, стоит связаться с ним, пользуясь узами нашего сопряжения, дать ему знать, что я здесь? Но я боюсь отвлечь его.

Нельзя дать этим троим повод перестать играть с ним, как коты с мышью, и наброситься на него всерьез. Но это не значит, что меня устраивает положение, при котором я вынуждена стоять в задних рядах – слишком далеко, чтобы прийти ему на выручку, если понадобится моя помощь.

– Ты можешь отпустить меня, – тихо говорю я Джексону. – Я не стану встревать.

Джексон колеблется, но, видимо, решает, что я говорю серьезно, поскольку его хватка заметно ослабевает, хотя между нами и висит невысказанное «пока не стану». Я не стану встревать между ними. Пока.