Галина Гончарова - Золотое лето

Охрану купца она успела оценить. Армандо против этих вояк – щенок сопливый. Разгонят его только так, хоть вправо, хоть влево. А нет?

Может, они с жомом Михаилом взаимоуничтожатся? Вдруг ей повезет?

К чести Федора Михайловича, переехать он согласился не раздумывая.

Но сначала уточнил, водится ли на тех полях медведка. Очень полезное животное оказалось, за чудо-лекарство готовы были золотом по весу платить! Меншиков был не против. Но вот обнародовать главный компонент…

Страшновато как-то.

Узнают люди, что именно им скормили… может, и заплатят.

А может, и побьют. Больно. Ногами. Уж очень тварюшка неприглядная.

– Что Заручко?

Конечно, Никон не стал ожидать, пока Илья уйдет с его земель. Собрал людей и атаковал. А вперед себя послал отряд податамана Заручко.

Хороший вояка, и конник добрый… Задача была – налететь, потрепать, вывести из равновесия, разведать да и доложить. Сколько там, кого, чего ждать…

Так и получилось.

Заручко налетел, Илья его атаку отбил, но перейти в наступление не решился. Егор Заручко боя не принял, отступил через реку, по имени которой и волость название получила. Хормель…

Не то чтобы Хормель был широкой или глубокой рекой, нет. Но вот что пакостной, то пакостной. Местами глинистой, местами илистой, и коню в ней ногу сломать было – что всаднику с табачку чихнуть. Мост за собой под- атаман разрушил, и Илья как ни скрипел зубами, а переправляться не решился. Ну его… от греха!

А вот Заручко как раз речку знал.

И где можно переправиться, и как, и когда… и желательно следов не оставить.

Пару переправ он таки осуществил. Его люди, с пулеметами, нанесли Илье… не то чтобы значительные потери, но неприятно же!

Это и докладывали сейчас Никону.

Счастливый слушал и радовался. Пока все шло правильно.

А еще правильнее то, что Илья разозлился. И его полк послушно шел туда, где его и хотел видеть Никон: в ловушку под селом Егорьевка.

Хотя этого села им так и так не миновать было. Все ж транспортный узел.

Один из? Но важный.

Справятся ли? Посмотрим… пока все шло по плану.

Вечером следующего дня Илья Алексеев с отвращением смотрел на Егорьевку.

И это – село?!

Похабень какая-то, сплошные хатки, и те соломой крыты. Единственное здание под черепичной крышей – вокзал. Объяснять Илье, что солома соломе рознь, а глины тут в окрестностях нет, и черепица золотой получится, коли ее откуда везти, никто не стал. Да и к чему?

Пусть фыркает, его дело.

Илья фыркал, но задачи офицерам ставил. Хотя какая там задача?

– Я атакую вниз по холму. На всякий случай, вдруг у них есть пулеметы или еще что, рота Изместьева должна выйти к железнодорожному полотну и взорвать его. Рота Белкина – то же самое. С другой стороны. Что говорит разведка?

Разведчиков Илья не слишком любил – за независимость и высокое самомнение. Но понимал, что без них никуда.

Разведчики отвечали ему полной взаимностью, особенно их начальник, жом Мельников. Ну да, так получилось, что он своим умом и трудом выбился из простых.

Не тор.

Зато майор.

И Алексеев время от времени поглядывал на него… своеобразно. Вслух ничего не говорил, но ведь разведка же! Сложно ли узнать, что твой генерал тебя считает выскочкой и пролазой, который незаслуженно занимает свое место? И приятно ли?

Учитывая, что разведчики примерно такого же мнения и о генерале были. Вот уж кого бы в жизни генералом не сделали, когда б не война. А так не было у Валежного выбора. Только Илью это не оправдывало.

Шаркун паркетный. Тьфу!

– Никон идет к селу, – отчитался разведчик. – Будет уже завтра, тор генерал. А пока там человек сто… может, сто пятьдесят. Не больше. И те… счастливчики, одно слово. Сброд с бору по сосенке, таких разметать – плевка не стоит.

О том, что Никон уже в селе, он говорить не стал. Ложная информация?

Да, вот так.

Но тут уж виноват сам Илья.

Жом Мельников и так поглядывал на сторону освобожденцев, а после того, что творил генерал в несчастной волости…

Есть пределы всякому терпению. А поскольку подчиненных разведчик подбирал под себя, они и думали примерно одинаково. Можно убивать ради защиты. Но ради забавы?

В каждой чаше есть последняя капля. И если чаша переполняется, тут уж плевать на все. На любые слова и на любые дела.

В глазах Мельникова Алексеев перешел некую грань, за которой нельзя оставаться человеком…