Снаружи послышались шаги, кто-то позвал меня по имени, а потом дверь снова отворилась. Я напряглась, решив, что илирма Готтон вернулась для второго раунда – но это оказалась не она.
На этот раз меня навестил отец.
Внутри у меня всё замерло – но он выглядел спокойным. Значит, дело не в том, что илирма Готтон побежала ему жаловаться. Видимо, она тоже понимала, что это бессмысленно.
И, видимо, его разговор с Эйлером завершился удачно – удачно для отца.
Некоторое время он молча смотрел на меня, слегка покачиваясь на каблуках. Потом изрёк – и звучало это именно как божественное откровение.
– Готовься, свадьба завтра. И радуйся, дура, что он не отказался от тебя и не взял силой.
Я вспыхнула, мгновенно ожесточаясь. Радоваться? Мне? Это отцу надо радоваться: удачно продал дочь, купец не отказался заплатить за товар, который мог взять бесплатно.
Заметив мою реакцию, отец сказал уже более миролюбиво:
– Прекрати. Когда-то ты была влюблена в него без памяти, разве нет?
– Это было до того, как он убил Ральда.
Отец помрачнел.
– Такова жизнь. Нам нужно радоваться, что мы не потеряли больше. К тому же, Рисанна… – он отошёл, взял стул, сел и серьёзно взглянул на меня. – Есть одна вещь, о которой мне нужно поговорить с тобой. Этот брак… это не жертва, Рисанна. Это возможность.
Я слушала молча, позволяя ему высказаться до конца.
– Этот союз – не навсегда. Ты понимаешь меня? Рано или поздно всё переменится. А если у нас будет верный человек в доме Гардов… ты понимаешь, что это значит?
– Ты хочешь, чтобы я шпионила для вас?
Он кивнул.
Значит, отец только сделал вид, что смирился. На самом деле он затевает что-то против Эйлера. Ну конечно, он всё же понимает, что стоит мне родить ребёнка, как за его жизнь никто не даст и ломаной сенты.
Это меня немного успокоило, настроило быть к отцу помягче. Он не сдался, он так же ненавидит Эйлера, как и я, так же опасается и желает ему смерти. Мы с ним на одной стороне.
– Хорошо, я поняла.
Усталое лицо просветлело, кончики сухих губ приподнялись в неуверенной улыбке. Он встал – я встала тоже – подошёл ко мне и погладил по голове. Такая странная полузабытая ласка.
Щека, обожжённая пощечиной, заныла, напоминая о недавнем. Но сейчас эта боль не вызвала во мне обиды или гнева – только неясную грусть. Отец тоже делает ошибки. Отец не безупречен – как не безупречен никто из нас.
– Держись, девочка. Будь молодцом. Мы, Сенмайеры, не забываем обид. Крепче камня.
– Крепче камня, – шепнула я одними губами.
Отец вышел, не прощаясь.
Что ж, он прав. Это самое малое, что я могу и должна сделать. Раз уж Эйлер решил взять меня в свой дом, нельзя это не использовать. Только надо будет хорошо продумать, как не попасться. Всё же я буду среди врагов, доверять нельзя будет никому…
Против воли я почувствовала возбуждение. Таиться, чтобы ужалить Эйлера в самое сердце, в тот момент, когда он ни за что этого не ожидает. Это будет прекрасная месть.
На следующее утро я была уже не так уверена, что смогу пройти через всё это, сохранив незыблемое спокойствие. Ладно сборы и наряжания… каждый миг приближал момент, когда я стану женой Эйлера.
Женой Эйлера, о боги!..
Служанки придвинули ко мне зеркало и притихли, ожидая реакции. Я встала, расправила складки платья и взглянула себе в лицо.
Да, отражающаяся в отполированном металле девушка была красива. Убранные наверх локоны цвета тёмного золота, нежную шею обнимает жемчужное ожерелье. Лиф обтягивает ткань цвета киновари, тонкая талия, стянутая золотым поясом, из-за пышной юбки кажется ещё тоньше. На лице ни капли злости или волнения, зелёные глаза излучают покой и безмятежность, а уголки губ едва заметно загибаются вверх, словно предстоящее событие приводило меня в восторг.
Эта улыбка напомнила мне Ральда. Точно так же он улыбался, когда задумывал очередную проделку.
Ральд…
Грудь пронзила тупая боль, улыбка стала вымученной. Мы с братом были похожи… куда сильнее, чем мы похожи даже с Рейтинной. Так, словно нас отлили по одному лекалу: оба высокие, изящные, с одинаковым цветом волос и глаз.
Мать рассказывала, как в детстве мы обманывали её, переодеваясь в одежду друг друга. Нам было тогда не больше четырёх-пяти лет. Я смутно помнила об этом, и помнила, что это было очень весело – дурачить её и окружающих. Потом, конечно, когда мы повзрослели, Ральд раздался в плечах, у меня появились женственные изгибы – тут уже нас никто бы не перепутал.
Читать дальше