Василина Лебедева - Эфиррия

– «Сигвальд в тот же день просил руки любимой и через декаду, в яркий, солнечный день, в храме Благостых Отца и Матери у алтаря стояли Мидис и Сигвальд. Произнеся клятву верности, молодой мужчина повернулся к любимой, снял покров с её головы и, прошептав: «Люблю тебя», – подарил ей поцелуй».

Услышав дружный вздох, Эвелина подняла голову, закрывая книгу. С улыбкой посмотрела на сверкающих глазками девчонок и скривившихся мальчишек, но по тому, как абсолютно все слушали, затаив дыхание, было понятно – сказание понравилось.

– А сейчас, молодые люди, – девушка поднялась и оправила подол длинного платья: – расходимся по комнатам. Прислужники скоро позовут всех к ужину.

– Трэя Эвелина, – девочка в розовом платьице преградила дорогу девушке: – а завтра? Завтра вы почитаете нам?

– Обязательно, Бекки, – пообещала, улыбаясь, Эвелина и, попрощавшись с ребятнёй, быстрым шагом покинула гостиную.

Витая в своих мыслях и сладко щурясь от предвкушения, Эвелина лёгким шагом пересекла коридоры реабилитационного крыла, свернула в служебный корпус и замерла у двери рекреационных апартаментов.

В подобных комнатах медицинский персонал мог передохнуть, перекусить, восстанавливая силы, ну и конечно освободиться от излишков мёртвого эфира Бездны.

Эвелина тихонько приоткрыла дверь и тут же раздражённо поморщилась, услышав женский смех и беззаботное щебетание.

«Опять сплетничают! Нет, чтобы с детьми позаниматься, почитать им, отвлечь беседами!» Мотнула головой, вспоминая предстоящую вечером встречу и вошла в рекреационную.

Не обращая внимания на повисшую тишину, нарушаемую позвякиванием тонкого фарфора чашек, мазнула взглядом по столу у окна, за которым сидели четыре женщины. Её коллеги по целительству и незнакомка, которая, не скрывая любопытства, нагло рассматривала Эвелину.

С трудом сдержав вспышку раздражения, девушка прошла к своему шкафчику, развязывая пояс форменного фартука. Сложив его в специальную корзину, только после этого обронила, не поворачиваясь к женщинам:

– Трэл Альмод собирался на обход, – сняла белоснежный чепец, отправляя его вслед за фартуком. – Будет недоволен вашим опозданием.

– А ты отчего не спешишь? – услышала насмешливое за спиной. Эвелина прекрасно знала – над ней посмеивались за её рвение и трудолюбие. Сначала тяжело переживала пренебрежительное отношение коллег, сменившееся завистью, злобой, а потом ей стало всё равно.

– А я на сегодня закончила, – Эвелина с улыбкой перекинула на грудь толстую косу, устремляясь к ростовому зеркалу, стоявшему у противоположной стены.

– С чего бы это? У тебя обход вечерний, – с недоумением отозвалась коллега.

Девушка убрала за уши выбившиеся прядки волос и, поправив платье, уже на выходе ответила:

– Трэл Альмод меня освободил. Сегодня он дежурит и оставит кого-то из вас. Всего доброго, – кивнула, не скрывая насмешки, и выпорхнула из кабинета.

Стоило двери закрыться за её спиной, как дамы прошипев ругательства, многозначительно переглянулись. Та, что была незнакома Эвелине, разочарованно скривилась:

– И это она?

– Она, она. Я же тебе говорила – мышь серая! – фыркнула одна из женщин.

– И правда – ничего особенного. И что Кристэн в ней нашёл?

– Но волосы у неё шикарные, – вступила в обсуждение ещё одна дама.

– Да и глаза, – вздохнула четвёртая и тут же, бросив взгляд на закрытую дверь, возмущённым голосом спросила: – Вы замечали, как она заигрывает со всеми целителями? Заметили, как Альмод растекается перед этой выскочкой?

– Да все заметили. А эта глянь-ка, нос кверху задерёт и ходит. А у самой-то дара на единичку только! Зато гонору, гонору! Если б не подфартило, да не выскочила она замуж за…

– Хватит! – оборвала одна из дам, отставляя чашку и поднимаясь: – Пошли, не то Альмод опять дежурство добавит, если опоздаем.

А Эвелина в это время бежала по коридорам реабилитационного центра.

Она не шла, она летела. Предвкушение пьянило, заставляло сердце биться чаще, а губы то и дело расплываться в счастливой улыбке. Выпорхнув на крыльцо, девушка замерла на миг, запрокинув голову. Чистая лазурь неба с редкими росчерками перьевых облаков радовала глаз, как и тёплый, ласкающий ветерок, играющий с подолом длинного платья.

Сбежав по ступенькам, девушка легкой поступью помчалась по дорожке, петляющей среди великанов деревьев к воротам парка, в сердцевине которого скрывался реабилитационный центр. Золочёные створки распахнулись и на Эвелину обрушились звуки города. Отдалённый смех, гудки мчавшихся по дороге эфиркатов, выкрики зазывал и разносчиков газет. В другое время она бы с удовольствием прошлась, но не в этот день.