Anne Dar - Узник

Погода за окном портилась. От солнечного дня в воздухе не осталось ни единого комочка тепла. Ветер за окном поспешно гнал огромные тучи, нависающие над гнущимися, от его силы, кронами деревьев. Он словно не позволял уставшей небесной вате зацепиться за тонкие ветви сгибающихся деревьев и лопнуть, скидывая с себя тяжкую ношу небесных слёз. В беспомощности тучи торопливо проплывали вдаль с надеждой освободиться от своего бремени где-то на севере.

Около половины десятого меня начала одолевать дремота. Из-за испортившейся погоды потемнело быстрее обычного. В комнате горела всего одна тусклая лампа, стоящая на журнальном столике рядом с молчаливой пожилой парой, сидящей у гроба. Тусклое освещение помогало дремоте одолевать моё сознание, позволяя ей всё сильнее сковывать меня своей тонкой паутиной.

С тех пор, как молчаливые гости появились в доме, тишина стала еще более плотной. Когда человек находится наедине с собой, тишина не кажется навязчивой, но когда молчание не нарушается сразу с трёх сторон, каждый лишний шорох начинает казаться значительным. Сосредоточившись на завывании ветра за окном и тихом, мерном тиканье часов, расположенных в противоположном конце комнаты, мои веки начали склоняться под тяжестью сумерек. Засыпая, мне казалось странным, что я слышу своё, как мне казалось, гулкое, медленное дыхание, и совсем не могу расслышать дыхания соседей по комнате, с которыми мне предстоит провести грядущую ночь.

Во время первых, слабых минут дремоты, которые с легкостью мог разрушить любой шорох, я думала о том, как голубоглазая Лидия, среднего телосложения, невысокого роста, с выкрашенными в блондинку волосами, отличается от своей матери. Покойная была минимум на голову выше своей дочери, она обладала русыми, с немалой сединой, волосами и карими глазами. Такое кардинальное внешние отличие между матерью и дочерью я оправдывала возможной схожестью дочери с отцом, которого я не знала и даже на фотографии его ни разу не видела, так что сравнивать было не с чем. Супруг Лидии был еще более замкнут, нежели его жена. При нашей встрече он ограничился кивком в мою сторону, в знак приветствия, который я ему сразу же вернула. Долговязый, худощавый, с черными волосами, которые начала беспощадно пронизывать седина, он казался отстраненным, но, в то же время, сосредоточенным на чём-то своём, далёком от этой комнаты и стоящего перед ним гроба.

Судя по машинам, которые стояли сейчас возле дома, духам, которыми благоухала Лидия, и утонченному стилю в одежде, который невозможно было не заметить даже самому заезженному невежде, эта пара была далеко не из бедных. Возможно, они даже среднему классу не принадлежали, однако их руки не были украшены золотыми часами, кольца с бриллиантами на пожилых пальцах также не красовались, так что окончательного вывода, по поводу их социального статуса, сделать для себя я так и не смогла.

Пару раз, за прошедшие несколько часов, пожилая чета перешептывалась между собой, но из моего кресла было невозможно что-то разобрать и, к тому же, они быстро умолкали, не давая даже шанса уловить хотя бы одно вылетевшее из их уст слово.

Так как спать в комнате умершей мне не хотелось, а диван, на котором я обычно проводила свои ночи, сейчас принадлежал онемевшим гостям, я всю ночь провела в своём кресле. Мой сон был слаб. Мне казалось, что в любую секунду я могу встрепенуться от малейшего шороха, однако в доме повисла гробовая тишина и я ни разу за всю ночь не раскрыла глаз.

Я проснулась в половину седьмого с незначительной болью в пояснице. За окном, возле безмолвной дороги, разлились тёплые лучи утреннего солнца и ничто в природе, казалось, не помнило о вчерашнем ненастном вечере.

Так как окна гостиной выходили на запад, она всегда казалась слишком затемненной, поэтому я не сразу поняла, что наступило утро. Встав со своего покачивающегося кресла, я, по привычке, отправилась на кухню, в которую, в отличие от гостиной, по утрам всегда проникали лучи солнца, благодаря, смотрящему на восток, окну. Однако, не смотря на то, что каждое солнечное утро кухню озаряли тонкие золотистые лучи, она также никогда не была переполнена солнечным светом из-за преграждающего ему путь леса. Могущественные тополя, впившиеся своими мощными корнями в земную кору, красовались в пятнадцати шагах от дома и, своими грозными силуэтами закрывали половину положенного кухне света. Я часто любила сидеть под этими тополями, особенно в период их цветения, когда в воздухе повисают сотни пушинок разного размера и формы. Серовато-белые в тени и прозрачно-желтые на солнце, они запутывались в волнах моих густых каштановых волос, ненавязчиво прилипали к одежде, оставались между страниц моих любимых книг, чтобы я случайно находила их дождливой осенью или холодной зимой. Я люблю тополя, люблю их величественность, люблю их лёгкий пух.