Галина Гончарова - Ветер и крылья. Старые дороги

Ньор Симон, старший над слугами в доме, с уважением взглянул на девочку. Мия выглядела этакой очаровательной куколкой в кудряшках. Совсем как мать.

Светлые волосы, карие глаза раненой лани, большие и влажные, очаровательное, почти кукольное личико… тут было на что посмотреть! Тем более эданна Фьора одевала дочь на свой вкус: в кружева, шелка, оборки и рюшечки с бантиками. И кто бы мог ждать от девочки такого проявления характера?

Отец ее, дан Пьетро, между нами говоря, тоже силой воли не отличался.

Но… приказ получен. И засуетились слуги, которых и было-то всего четверо. Симон и лакей потащили эданну вверх по лестнице, в спальню, одна служанка пошла за ними, а вторая, которую ударила Мия, принялась сгребать с пола грязный тростник.

Мия вздохнула и подошла к ней.

– Прости меня, Анна.

– Мне сердиться не пристало, – буркнула женщина. – Все хорошо, дана.

– Лгать – против Господа. Падре на исповеди за ложь епитимью наложит, – прищурилась девочка. – Пойми, я не хотела тебя бить. Но если б крик не остановился… отцу лекарь нужен, матери на полу лежать нехорошо…

Анна подняла глаза от тростника.

– Вы, дана, лучше никому свой нрав не показывайте.

Мия даже головой помотала. А это, простите, здесь к чему сказано? Но Анна поняла и пояснила:

– Выглядите вы, что цветочек. А только из железа откованный. Такой и не сломаешь, и руки изрежешь… вы это никому не показывайте. Дурочке на свете жить всяко проще.

Мия кивнула.

– Спасибо за совет, Анна.

– Ничего, дана. Хоть бы дан Пьетро поправился…

Мия кивнула.

– Пойду к отцу. Пока не приехал лекарь… мать туда пускать нельзя, а то еще и ее в чувство приводить придется.

Спорить было сложно. Служанка опустила глаза и принялась усерднее сгребать тростник, которым был посыпан пол. И то сказать, давно пора было его обновить, вон, подгнил уже…

Ладно уж… чего на девочку сердиться.

Бывает…

Мия медленно поднималась в отцовскую спальню.

Она знала, куда понесли отца. Знала. Но…

Ей было страшно. Что бы она ни увидела… в любом случае рана отца – это серьезные проблемы. И хорошо еще, если он выздоровеет. И достаточно быстро…

А если нет?

Мия торопливо перекрестилась, отгоняя молитвой и знамением дурные мысли, но не ускорилась. Страшно же…

Вот и спальня отца.

И кровь на полу, кровь на кровати, кровь на одежде, на тряпках, которыми перетянут живот… как же ее много! Откуда в человеке столько?!

И сколько отец еще потерял по пути?!

Мия очень медленно, чтобы не потревожить, не причинить боли, принялась осматривать живот. Аккуратно разрезала заскорузлую тряпку, нитки, иголки, ножнички – все было у нее в маленьком кошельке на поясе. Не милостыня, как положено благородной дане, нет у них денег нищим подавать. Самим бы кто подал.

А вот такие, хозяйственные мелочи… когда у вас трое младших, брат и две сестры, кто-то да поранится. А то и одежду порвет…

И зашить требуется, и перевязать Мия могла… и крови не боялась.

– Кхм… дана…

Мия подняла глаза.

Томас, егерь, стоял неподалеку, просто тень от полога так падала, что Мия его не заметила.

– Ньор Томас?

– Дана Мия, там плохо все очень.

Мужчина все понял правильно. И приход девочки, и ее действия…

– Я послала за лекарем.

– Не знаю, сможет ли он помочь. Но лучше повязку не трогайте. Проклятый кабан… мы на уток охотились, а эта тварь через камыши мчалась, как будто сам дьявол погонял, мы и опомниться не успели. Он дана рванул – и дальше помчался. Мы подбегаем, а там живот распорот, внутренности на землю вывалились… ну мы уж кое-как… простите, дана.

Мия побелела.

Ранение в живот? Да такое?

Приговор.

Она, конечно, дождется лекаря. Она будет бороться до конца. Но…

– Надо написать дяде Джакомо. Все очень серьезно.

Томас кивнул.

А девочка-то умница. И не кричит, не орет, не бьется в истерике… другая б на ее месте… Впрочем, вот вам эданна Фьора. Тихо лежит в глубоком обмороке. А малышка решает, что надо сделать.

– Напишите, дана. Вы сумеете? А я сейчас и отвезу письмо-то… до Эвроны путь неблизкий. Пока доеду, пока дана Джакомо найду…

Мия закрыла глаза.

На секунду, только на секунду. А потом выпрямилась.

– Ньор Томас, прошу вас пока побыть с моим отцом. Я скоро вернусь.

И вышла. Писать письмо…

Так ли это легко – написать письмо?

Ну… если вы хорошо умеете писать – то да. Мия этим похвастаться не могла, как и остальные отпрыски рода Феретти.