После яркого солнца смотреть сквозь тусклую тьму, слабо освящённую парой факелов, удаётся с трудом. Но я вижу спину с безошибочно узнаваемым разворотом плеч, короткую стрижку и железную цепь под потолком, тянущуюся к мужской шее и кольцом замыкающуюся на ней подобно ошейнику на бешеном псе.
Вдох. Плесневелая вонь. На миг прикрываю глаза, чтобы собраться с силами и сделать то, на что не решалась столько дней.
– Здравствуй, Виола, – не оборачиваясь, нараспев тянет он тем же самым тоном, каким звал меня в постели; акцентом, тянущим в моём имени букву «о»; бархатом, в котором звенит стекло боли.
– Здравствуй, Анвар, – отвечаю ему с ледяным безразличием. Благо, льда теперь во мне с избытком.
Вязкую тишину нарушает только лёгкое потрескивание факелов, моё тяжёлое дыхание и едва слышный писк мышей в каменных стенах темницы. Ею нечасто пользовались при отце – настолько, что никто не заботился о протекающих потолках и собирающихся под ногами лужах. Поймав себя на мысли, что бегло оцениваю состояние своего узника, с силой врезаюсь ногтями в ладонь, но мимолётная боль не отрезвляет. Меня не должно волновать, что он вторую седьмицу сидит в холоде и сырости, будучи в одной рубахе с порванным при аресте рукавом. Дышит плесенью и составляет компанию крысам, пока железное кольцо на шее безжалостно стирает кожу: даже в слабом свете видно коркой спёкшуюся кровь.
Болотные духи, надеюсь, его хотя бы не били. Я же запретила издеваться, пытать или морить голодом… но местные стражники вполне могли ослушаться. Ужас в том, что мне на это не плевать, хотя каждая его рана обязана радовать. Ведь это было бы справедливо.
– Ты пришла молчать и любоваться?
Анвар усмехается в привычной манере превосходящего по силам хищника, медленно разворачиваясь ко мне. Не растерял и толики грации сервала, разве что глухо брякнувшая цепь, тянущаяся от шеи к рукам, не вписывается в знакомый образ. Я смело смотрю в его глаза, мысленно выстраивая помимо ржавых прутьев решётки барьер за барьером – те, которые не дадут вновь затеряться в вихре прозрачной радужки. А тёмное лицо с заметно погустевшей щетиной и грязными разводами застывает в удивлении.
Знаю, что меня тоже оценивают. Не корону или траурный наряд. А болезненно серую кожу, выпирающие хрупкие кости ключиц и заострившийся подбородок. Цепкий взор проносится по каждой этой детали, ощупывая как руки опытного лекаря, определяющего, сколько больному осталось коптить небо.
– Пришла узнать, у всех ли в твоём роду есть привычка хамить членам династии, – наконец, нахожу я слова и сминаю письмо герцога, а затем брезгливо бросаю его к ногам Анвара через прутья.
– Выглядишь… кошмарно, – будто мимоходом роняет он, покорно наклоняясь за бумагой.
– Что, больше нет необходимости сыпать комплиментами?
Он едва заметно, укоризненно качает головой. Сделав шаг влево, ближе к свету факела, не торопясь разворачивает письмо и вчитывается в строчки. Всё такие же ловкие длинные пальцы, бугристая обожжённая рука – силюсь обращать внимание на эти детали как можно меньше, потому как от малейшего воспоминания тянет тоской в груди. На каждое его движение неприятно гремят цепи, и меня в очередной раз за утро начинает подташнивать. Хищник в клетке. Стихия в банке. И как же хорошо иметь от неё единственный ключ.
– Иного от отца я и не ждал, – закончив читать, совершенно невозмутимо констатирует Анвар, смотря на меня поверх мятого листа. – Я говорил: в моей семье каждый готов умереть за другого.
– И погубить всех, кто окажется рядом, не так ли? – ехидно фыркаю я, боясь даже приближаться к теме его обмана. Нет, только о будущем, обо всём, что мне поможет принять решение. От небрежности, с которой Анвар заявляет об устроенном им хаосе, тело подрагивает ледяной злостью. – Харунов выродок, ты понимаешь, что из-за тебя начнётся война?! Что погибнут сотни, тысячи невинных людей: и темнокожих, и белых?! И нам ещё повезёт, если слабостью охваченного пламенем Афлена не решат воспользоваться волайцы или тот придурковатый принц Сотселии, или…
– Или ты просто прекратишь всё прямо сейчас, отворив эту решётку, – перебивает мои набирающие обороты крики спокойный низкий голос, и Анвар устало прислоняется к плесневелой стене, по-птичьи склонив набок голову.
– Ты…
Задыхаюсь я этой наглостью, в немом возмущении открывая и закрывая рот. Прозрачные глаза следят за мной, не мигая и будто бы насмехаясь, и желание позвать стража покрупней, который хорошенько даст Анвару под дых и собьёт всю спесь, вспыхивает во мне настолько, что забываю даже про промозглый холод и тошноту. Обхватываю прутья решётки с силой, от которой немеют пальцы, и пытаюсь взглядом выразить всю клокочущую в груди ярость.
Читать дальше