Я возвращаюсь в постель и осторожно ложусь с ним рядом. Хочется немного тепла, хочется, чтобы он меня утешил и пожалел. Но вместо этого он, тяжело вздохнув, произносит:
– Ник, давай расстанемся.
На секунду у меня закладывает уши. Я не сразу осознаю смысл сказанного им. Но он молчит и терпеливо ждёт, когда до меня дойдёт. Дрожь пробегает по телу. Я поджимаю губы и задерживаю дыхание, пытаясь не разреветься. Убедившись, что я, наконец, всё поняла, он продолжает:
– Я ведь правда пытался, понимаешь? Но так невозможно дальше жить. Мне ведь уже не семнадцать, пора подумать о детях. А как планировать их с женщиной, которая даже с собственным телом не может разобраться? И что, если этот твой «недуг» передастся им?
Он смотрит на меня вопросительно, но мне нечего ему ответить. Я с ним полностью согласна. Я для семейной жизни непригодна. Инвалид без диагноза. Нужно сказать спасибо, что у нас были хотя бы эти два года.
– Ты мне очень дорога, Ника, – Виктор с мучительным выражением лица касается моего лба, убирает прядь упавшую на глаза, проводит пальцами по линии скул. – Но у меня только одна жизнь. И я хочу прожить её без сожалений.
Слёзы одна за другой катятся из глаз. Я уже даже не пытаюсь сдерживать их. Мне хочется попросить его остаться. Я готова даже умолять его. Но понимаю, что не имею на это права. Ведь Виктор тоже дорог мне, и я искренне желаю ему счастья. Кроме того, цепляться за него сейчас – лишь пытаться отсрочить неизбежное. С каждым новым приступом я слышу от него всё больше раздражения. Нужно закончить это, пока мы ещё можем разойтись по-хорошему.
Я отворачиваюсь, зарываясь лицом в подушку. Виктор обнимает меня почти невесомо и целует в затылок. Сердце в груди ускоряется. Появляется крохотная надежда, что он скажет сейчас, что погорячился, и попросит прощения. Но Виктор поднимается и начинает одеваться.
– Я заеду позже за вещами, – говорит он перед тем, как уйти. – Нужно найти новую квартиру. Надеюсь, ты понимаешь.
Мне нужно хотя бы кивнуть, но я не в состоянии пошевелиться. Тело будто цепенеет. Виктор уходит, заперев дверь своим ключом. Меня вдруг накрывает осознание, что это действительно конец. Но почему я так легко отпустила его? Внезапно появившиеся силы заставляют вскочить с кровати. Я лечу в прихожую и, нацепив наскоро домашние тапки, выбегаю на лестничную клетку. Внизу на первом этаже раздаётся звук раскрывающегося лифта.
– Виктор! – кричу я ему вслед. Никто мне не отвечает. Только пищит электронный замок домофона.
Не понимая, что именно хочу сделать, я бросаюсь по лестнице вниз. Спускаюсь на первый этаж. Стремительно выбегаю из подъезда и обглядываюсь по сторонам. Автомобиля Виктора на парковке уже нет. Я закрываю лицо руками. Вот так закончились мои двухлетние отношения. Я не знаю, что ждёт меня дальше.
Я не знаю, кто мои родители. До семи лет я росла в приюте, после чего меня оттуда забрала женщина, представившаяся моей тётей. Кем она приходилась мне на самом деле, я так в итоге и не узнала. Но, видимо, какой-то родственницей, раз ей всё же позволили оформить опеку. О моих маме и папе она рассказывала неохотно и мало. Говорила, что они были обычными исследователями в НИИ и погибли во время обвала где-то в горах Грузии, когда ездили в отпуск. Трагедия целой семьи, заключённая в одно скупое предложение. Были времена, особенно в пубертате, когда меня жутко возмущало такое её отношение. Я требовала рассказать мне больше, а ещё показать мне, где они похоронены. Она отвечала, что мне это знать ни к чему, и что надо жить настоящим, а не прошлым. Позже я поняла, что весь мой интерес был связам с отрицанием их гибели. Тётка была суровой и строгой, а мне хотелось ласки и человеческого тепла, потому я надеялась, что однажды я сбегу от неё к моим настоящим маме и папе, и уж тогда-то заживу как принцесса. Наивные детские мечты…
У меня остались к тёте смешанные чувства. Я понимаю, что у неё дома было лучше, чем в приюте. А ещё она дала мне будущее, помогла получить образование и статус в обществе. Но будь она со мной чуть мягче, люби чуточку больше, и у меня бы не сформировалось столько комплексов, что мешали мне жить до сих пор, даже спустя столько лет. Но есть во мне от неё одна черта, за которую я безмерно благодарна. Какие бы катастрофы ни случались у меня в личной жизни, я никогда не тащила их последствия на работу. Умение абстрагироваться и полностью погружаться в производственный процесс не раз спасало меня от депрессии.
Читать дальше