Галина Гончарова - Ветана. Дар исцеления

– Тетя Вета!

Увесистое живое ядро едва не снесло меня с ног. Повисло на шее, расцеловало в обе щеки, перепачкав чем-то вроде варенья, и напоследок дернуло за волосы. Но на мордахе было столько счастья, что спустить мальчика с рук я просто не смогла.

– Как ты? Как папа?

– Замечательно! Папа у короля на приеме, а мы с мамой решили приехать в гости!

Замечательно.

А что я еще могу сказать?

Герцогиня Моринар, к лекарке, в бедняцкий квартал… просто шикарно! И сейчас Линетт Моринар выходит из кареты, сияя улыбкой.

– Вета, милая, здравствуйте!

Я сделала реверанс, думая, что сплетни мне не изжить никогда. Линетт, видимо, поняла, о чем я думаю, и развела руками.

– Алемико так настаивал, чтобы мы поехали, я не решилась ему отказать. Может, вы составите нам компанию? Прогуляемся за городом?

Я подумала пару минут и согласилась. Почему бы нет? В лечебнице моя работа на сегодня закончена, больных на горизонте не видно, день хороший…

Накаркала.

– Госпожа Ветана!!!

Пареньку было на вид лет пятнадцать. Встрепанный, взъерошеный, какой-то дерганный.

– Госпожа Ветана, помогите!

Я развела руками и быстро, пока никто не успел ничего сообразить, чмокнула Лима в нос.

– Извини, малыш. Работа.

Где там моя сумка?

Общаться с Линетт Моринар мне не хотелось. Мы слишком далеки друг от друга. Она – герцогиня, я лекарка, она из благородных, я из бедных, она из Белого города, я из Желтого…

Ни к чему.

Ах, вернуть бы те золотые времена, когда о моем даре не подозревал никто, кроме бабушки! Но это невозможно.

Интересно, думала ли бабуля, что получится вот так, что меня закружит и понесет, словно щепку в водовороте? Нет, вряд ли. Могла предполагать, это вернее. С высоты жизненного опыта и мудрости могла просчитать ситуацию, но и только.

А вот как из нее выпутываться?

Не знаю, ничего не знаю.

Мужчине было за восемьдесят. Старик лежал на кровати и тихо умирал, это я видела.

Меня встретили четыре пары внимательных глаз.

Красномордый дядька лет сорока – явно пьющий, явно сын; толстая тетка тех же лет, похоже – любящая мать и невестка, и парень постарше. Внук? И старший брат мальчишки, который меня привел?

Да, вполне возможно.

Четвертая пара глаз принадлежала мужчине лет сорока. Такому… самое подходящее определение было – чернильная душа. Темная простая одежда, пятна чернил на руках, кисловатое выражение лица… Стряпчий? Да, похоже.

– Вот! Умирает!

Сказано это было таким тоном, словно я лично состарила бедолагу, загнала его в гроб и поплясала на крышке.

Я подняла брови. Подсела к мужчине, коснулась руки… М-да. Безнадежно? То самое слово.

С рыжим вором, который умирал, и то было проще. Там был расколотый сосуд, здесь – осколок черепка. Не то что воду не нальешь, даже и пара капель не задержится. Смерть глядела на меня из провалов глазниц, и я не имела права спорить с ней.

Не сейчас, нет.

На своем опыте я постигла горькую истину. Всех не спасешь, и, спасая безнадежных, ты растратишь силы, нужные тем, кто еще способен справиться с болезнью.

Кому решать о надежде? Лекарю, и только лекарю. И горькие же это решения… ивовая кора – и то слаще. Я подняла глаза на родственников.

– Его уже не спасти. День, может, два. Все, что я могу сделать, – дать ему снотворное. Пусть отойдет без мучений.

– Да зачем нам ваше снотворное?! – возмутилась тетка. – Вы ему, наоборот, посильнее чего дайте!

Чего – сильнее? Яда? Кажется, эти мысли так четко отобразились на моем лице, что мужчина оттеснил жену и заговорил. И через пару минут я поняла, что яд – не самое худшее. Ой не самое… Любящие р-родственнички, Темного крабом!

Мужчина был одинок. Семьи не нажил, детей тоже, это все дети и внуки его брата, которым он должен был оставить наследство. А кому еще? Не государству же?

Им, и только им.

Обещал вот, да не успел, а они уж и стряпчего пригласили, и все готово… Так вы, девушка, дайте ему что посильнее, чтобы в себя пришел да завещание составил, а потом пусть подыхает! Кому он нужен – без наследства?

Была бы я действительно сильной, я бы сделала так, чтобы они ни наследства, ничего не получили. Чтобы поднялся дед, да и прожил еще десять лет.

Не могу. Нет таких сил, и я не бог…

Видимо, прочитав это по выражению моего лица, мужчина даже попятился. А я медленно встала, отпустила сухую старческую ладонь и, не прощаясь, не обращая внимания на истошные крики тетки: «Тоже мне! Лекарка! Сопля зеленая, а нос дерет!» – не замечая взгляда стряпчего, вышла из дома. Ветер ударил в лицо, потрепал за волосы, привычно принес с собой запах моря. Он залетал сегодня с утра в гавань, покружился над портом и теперь прилетел тереться о мою щеку, рассказывая, что новенького в городе. Он отвлекал от горестных мыслей, но даже у него это получалось плохо.