Надежда Первухина - От ведьмы слышу! (Другая редакция)

Мне сразу стало очень страшно, когда я поняла все до конца. Да еще вспомнила, как в детстве читала про Жанну д'Арк, как она горела и что бывает с человеческой плотью, когда ее окружает костер…

Но я ведь не просто человек.

Отныне и навеки.

Даже лишенная сейчас своих небольших магических навыков, я все равно – ведьма.

А что такое ведьма?

Это отсутствие страха.

Перед лицом страха.

Я взошла к столбу.

Босые ноги неприятно кололи неструганые бревна и сухие ветки валежника.

– Тебя приковать цепью? – поинтересовался Палач. – А то некоторые падают в обморок.

– Не надо. Я не упаду, – заверила его я и обняла столб рукой.

Во взгляде Палача что-то мелькнуло.

– Хочешь, я подброшу побольше сырых поленьев? Они начнут сильно дымить, ты задохнешься и уже не почувствуешь, как…

– Не надо. Я хочу чувствовать все.

– Твое право, ведьма, – с сожалением сказал Палач. – Удачи тебе.

Он побежал к помосту с Судиями и принял от них горящий дымный факел. «Как в олимпийской эстафете», – совсем не к месту подумала я. Палач поднес факел к хворосту, и тот весело вспыхнул, будто только и ждал этого момента. Вспыхнул в каких-то пяти сантиметрах от моих ног.

Я стиснула зубы.

Мамочка, я знаю, что мы правы.

Ведьмы на площади завыли, страшась глядеть на высоко пылающий костер и темнеющую в нем фигурку.

– Путь Суда! – вопили они. – Путь Суда!

Сильное пламя гудело, словно органная фуга.

Мамочка, я знаю, мы победим.

Мамочка!!!»

– Она жива, – сказал один Судия, пристально вглядываясь в пламя.

– Она поет, – удивился второй Судия. – Какие странные существа – женщины. Они поют даже на костре…

– Костер ей не вредит… – начал третий Судия. – А это означает…

– Еще не время. По закону костер должен прогореть полностью.

Мать Трансценденция забилась в истерике. Остальные Великие Ведьмы, подхватив ее под руки, хотели уйти с помоста…

Но тут им путь преградил Баронет.

– Куда? – прошипел он змеей. – До окончания сего мероприятия вы не имеете права уходить. На место, грымзы!

И они подчинились. Своему бывшему подчиненному.

Ведьмы на площади выли. Только теперь их вопли сменили эмоциональную окраску. Ведьмы выли от восторга и благоговейного страха.

Потому что костер прогорал. Пламя Суда отплясало свой танец. Поленья подернулись легким белесым пеплом.

И посреди остатков костра стояла Даша Белинская.

Целая и невредимая.

Она чихнула и громко, на всю площадь, крикнула:

– Убедились?! Моя мать неповинна!

– Воистину так!!! – взвыли сестры по Ремеслу.

Палач подскочил к бывшему костру и протянул Даше руки:

– Прыгай! Через минуту всё это обрушится. Не сгорела – так поцарапаешься.

Даша не заставила себя просить дважды. Но к помосту Судий она гордо шла без посторонней помощи. Встречающиеся ей ведьмы кланялись в ноги, касались пальцами розовой, необгоревшей кожи и пышных, чуть пахнущих дымом волос…

– Она Великая! Самая Великая Ведьма! – словно волна рос по толпе шепот.

И эта волна ударила по старухам Трибунала:

– Мы больше не верим вам! Мать Трансценденция – на костер! Это она убийца! Викка Белинская невиновна!

Даша холодно смотрела на Великих Ведьм. Что-то особенное появилось в ее взгляде. Что-то, заставлявшее съеживаться и краснеть.

– Вы удовлетворены результатами Суда? – незнакомым, взрослым голосом спросила она старух. – Отныне вы оставите нас в покое?

– Да, да…

– Я беру с вас слово. Под залог ваших жизней. Я знаю, как это делается.

Великие Ведьмы вжались в кресла, но Дарья больше не смотрела на них.

– Деда! – она прижалась к Баронету и всхлипнула. – Мне так страшно было! Давай домой вернемся, а?..

Из папки «Очень личное» Дарьи Белинской:

«Вот я и сделала все, как хотела. И маму теперь никто не обвиняет. И ведьмы не орут под окнами всякую гадость. Наоборот. Вчера явились какие-то две чародейки лет по двенадцать каждая и предложили свои услуги по уборке квартиры, стирке белья и варке приворотных зелий. Я их выпроводила. Во-первых, на это Машка есть, а во-вторых…

Маме все равно не стало лучше».

После недолгого торжества по поводу Дашкиной победы в квартире Белинских снова воцарилась та тяжелая тишина, которая бывает, когда в доме находится умирающий человек. Возможно, поэтому никто из близких Вики не желал принимать гостей. Сочувствующие лица – еще один повод для тоски…