Ольга Гусейнова: Ведомая огнем

Мой крик ужаса заглушил новый выстрел со стороны наших военных, которые, перегруппировавшись, пытались наладить оборону и одновременно отстреливались от кораблей противника. И сейчас палили по паучку, захватившему моих девочек. Прямое попадание сильных повреждений ему не принесло, но зато заставило приземлиться. Леталка-паучок, неожиданно ловко двигаясь на ходулях, начала перемещаться в сторону здания санатория. На свой же мысленный вопрос: «Почему не взлетает?», подумала, что, возможно, повредили двигатели. Иначе зачем ему как настоящему пауку забираться по стене одного из девятиэтажных корпусов санатория?

Я в ужасе смотрела, как мелькают сквозь прутья в брюхе пришельца бледные от ужаса лица людей, а потом – как буквально в нескольких метрах под ним разлетается стена от попавшего снаряда.

– Нет! Не надо, там же свои! – заорала я, бросившись к нашим военным, размахивая руками.

Следующий выстрел оказался точным, и иномирный паучок, перевернувшись пару раз, рухнул вниз, прямо на брюхо, с высоты девятиэтажного дома. Не думая, я рванула туда – вдруг Неля с Ниной Григорьевной живы. Но кораблик вспыхнул ярким зеленым светом, а потом разлетелся на куски. Взрывной волной меня оглушило, оторвало от земли и отнесло на несколько метров, основательно приложив о металлическое дорожное ограждение.

Вынырнув из темноты и вернувшись в реальность, вяло тряхнула головой. По лицу текло что-то теплое и липкое. Машинально проверила. Оказалось – кровь из носа, ушей и рассеченной брови. Слава богу, могу двигаться, значит, позвоночник цел, и конечности вроде тоже. Джинсовые шорты до колен защитили бедра от мелких порезов, а вот все, что ниже, – в ссадинах и кровоподтеках. От голубой льняной рубашки с короткими рукавами оторвалось несколько пуговиц, хорошо, что на талии, а не на груди. Пара широких серебряных браслетов на руках довольно сильно содрала кожу на запястьях. Свои туфли я так и не углядела.

Воняет, в воздухе стоит густая пыль, а в ушах противно звенит. Я с трудом встала и начала шарить рукой в сумке. Сейчас у меня в голове царствовала лишь одна мысль: «Надо позвонить маме».

Жаль, но сети не оказалось.

Неожиданно в меня что-то вцепилось сзади, до боли сжимая ребра и чуть ли не ломая руки – так сильно сдавило, а потом резко подняло в воздух. В следующее мгновение я влетела внутрь паучка, падая на что-то мягкое и живое.

– Ой! – вскрикнули снизу.

В ужасе осмотрелась, одновременно неловко сползая в сторону с женщины, оказавшейся подо мной, и не глядя шарила рукой по полу в поисках ремешка своей сумки. А потом приникла к прутьям из незнакомого материала, похожего на пластмассу.

Земля стремительно уносилась вниз, а мы – вверх. Я видела, что военные из нескольких мест ведут огонь по пришельцам, но подбили всего три паучка, а остальные весьма успешно ведут охоту на людей и попутно уничтожают смертоносными импульсными лучами наши огневые точки.

Сквозь мой ужас прорвался такой привычный, но неожиданный звук. Перевела взгляд на свою руку, в которой, оказывается, все еще держала телефон. На дисплее высветилось: «Мама». Выпустив ремешок сумки, судорожно тыкнула пальцем, принимая звонок, и неуверенно спросила:

– Мама?

В ответ услышала шум, треск и мамин захлебывающийся волнением голос:

– Слава богу, ты жива, моя девочка! Береги себя, доченька, и помни – я люблю тебя. Тут творится сущий кошмар, я с трудом дозвонилась до тебя. Наверное, Боженька помог в последний раз. Не знаю, говорят ли сейчас по телевизору, но на нас напали пришельцы, Марьянушка. Убивают, утаскивают на свои корабли. Не приезжай сюда, родная, здесь больше некого искать. И нечего. Я сама приеду, если смогу. А если нет – просто знай, что я люблю тебя. Наши ребятки пропали в этой суматохе, Эрик тяжело ранен. Мы тут в укрытии у военных, но по ним прицельно бьют, и я думаю, мы не сможем выбраться живыми, а потом…

А дальше в телефоне раздался грохот, мамин крик, оборванный на высокой ноте, и безнадежная тишина, в которой я слышала сдавленный хрип. И лишь спустя несколько мгновений поняла, что это я сама хриплю, сдавливая телефон в ладони и прижимая к уху, чтобы услышать мамин голос. Но понимание, что больше никогда не услышу, вызывало спазмы в горле и удушье.

– Боже! – раздался позади меня общий выдох людей.

Сделав судорожный вдох, силой протолкнула воздух в легкие и вместе с остальными моими «сокамерниками» проследила падение подбитого паучка, из брюха которого кричали люди, просовывая руки сквозь прутья.