Маргарита Бурсевич: Логово серого волка [СИ]

— Грей, пришла кормилица. Позволь ей забрать ребенка? — с большим уважением в голосе, чем обычно, проговорил Локи.

Забрать? Куда? Зачем? Не позволю!!!

Волк кинулся вперед, заставляя и меня дернуться в сторону Локи.

— Мальчик голоден, — встал между нами старик Гай.

Голоден? Ему плохо? Недопустимо!

Волк заворочался и признал свою неправоту, стал успокаиваться, позволяя мне думать более здраво и четко.

— Пусть кормит здесь, — приказал я.

Это лучший выход. Контролируя ситуацию, я смогу восстановить равновесие.

Желто-голубое зрение медленно стало приходить в норму и человеческая часть меня стала основной правящей силой. Я расслабился настолько, что смог сесть на стул и откинуть голову, чтобы дышать реже и глубже.

Пухленькая симпатичная женщина, мать троих сорванцов, была отличным выбором. Руфь все знали, как ласковую, добрую и заботливую опекуншу. И вот сейчас она отнеслась со всем возможным пониманием к ситуации и, не став оспаривать присутствие свидетелей, оголила грудь, чтобы позаботиться о голодном ребенке. Волки в комнате отчетливо ощущали ее небольшое беспокойство, высказать которое она никак не решалась. Локи и Гай снова напряглись.

— Говори, — предложил я сам, начиная раздражаться вновь.

— Милорд, его нужно купать и кормить регулярно, и боюсь, что ваши покои для этого не подходят, — все больше вжимая голову в плечи, осторожно взвешивая слова, пояснила свое волнение женщина.

— Я понимаю, — оборвал я ее лепет. — Можешь идти.

Она поднялась, неотрывно наблюдая за мной, и этот ее изучающий взгляд вызвал у меня рык. Она, тихонечко пискнув, подхватила ребенка и скрылась за дверью. Гай и Локи сделали несколько шагов, чтобы встать между мной и дверью.

— Я справлюсь, — огрызнулся я.

Мои друзья вздохнули с облегчением, заставив меня прищуриться.

— Я, на ваш взгляд, настолько не стабилен?

— Ты самый сильный из нас, но и твой волк соответствует твоей силе. Нам с вами не тягаться, потому лучше быть наготове в случае срыва, — пояснил свои действия Локи.

— Да и случись что, не простишь себе потом, — добавил Гай, который меня с пеленок знает.

Пару раз глубоко вздохнув и выдохнув, покрепче перехватил подлокотники стула и, прощупав внутренним взглядом насколько мой волк готов к болезненной теме, спросил:

— Отряд снаряжен?

— Как приказали, — склонил голову Локи, зная, что мы сейчас ходим по тонкому льду.

— Хорошо, выступаем рано утром.

— Почему не сейчас? — удивленно спросил Локи.

— Потому, дурья твоя башка, что сейчас эти гниды разбежались, кто куда и отсиживаются. К ночи они решат, что мы побоялись сунуться к ним, и расползутся по норам, — взял на себя труд пояснения Гай.

— А я хочу, чтобы на моем суде были все, — я сам чувствовал, как мои глаза наливаются блеском, а этот кровожадный свет пугал даже приближенных.

— Надеюсь, что никто не избежит возмездия, — задумавшись о чем-то своем и не обдумав слова, вставил Локи.

Одна только мысль о том, что виновные могут уйти, словно ошпарила и меня и моего волка. Дикий рык огласил комнату, и впервые за несколько лет зверь взял верх надо мной, стирая человеческий разум.

Серая туманная дымка перед глазами рассеивалась медленно, тело ощущалось тяжелым чуждым грузом, словно проснулся замурованным в камень. Я слепо моргал и втягивал воздух, хоть так пытаясь определить, где нахожусь. Рядом послышались шаги, от которых в голове раздавались раскаты грома. Кто-то подошел совсем близко, но опасности я не ощущал, хотя инстинкты заставляли подняться. Я несколько раз безрезультатно дернулся.

— Тише, — послышался голос Гая. — Не спеши.

Хоть тело и было измотано, в душе я чувствовал покой. Волк устало дремал. Вот черт! Воспоминания о потерянном контроле накатили волной.

Мнение о том, что мы превращаемся в животных — бред. Меняемся мы не существенно и больше от морального и физического напряжения. Вытягиваются когти, клыки, меняется цвет глаз, пропадает способность говорить и связно думать. Основным изменениям подвергается человеческая сущность, полностью поглощаясь звериными инстинктами и желаниями. Контроля над волком нет, он в полной мере выражает свой нрав, и страшнее всего, когда он злится. Зверь не видит разницы между своими и чужими, у него нет морали, он не ведает жалости, он сила в чистом виде без ограничений и запретов.

Контролю нас учат с детства, и чем сильнее волк, тем больше умения его сдерживать требуется. Мой волк рожден альфой и все время соперничает не только с подобными себе, но и со мной. И то, что я не смог его сдержать, не делает мне чести. Неважно, насколько вескими были причины срыва.