Юлия Фирсанова: Божественная некромантия, или Тайны Океана Миров

— Он что, постоянно следит за нами? — возмутился почти поперхнувшийся от неожиданности воитель. — Неужто в Межуровнье делать нечего?

— Дел-то до фига, а вот развлечений нема, — вальяжно признался тот же язвительный голос невидимого собеседника, вероятно слишком долго прообщавшегося с грубияном Связистом. — Посуди сам, принц, где еще в одной точке мироздания могут сойтись два создания, пытавшихся убить МЕНЯ, и не из жажды власти, могущества или тяги к устранению ВСЕЛЕНСКОГО ЗЛА, а из ревности?

Лейм от души расхохотался, Элия тоже. Нрэн обиженно засопел. Он не любил упоминаний о собственных промахах. Пусть Повелителя Межуровнья бог любой категории не смог бы убить в принципе, воитель все равно считал неудачу поражением. А уж знать о том, что триумфатор-соперник, возможно, постоянно подглядывает за самыми щекотливыми деталями его интимной жизни — такое бесило мужчину просто невероятно.

— Успокойся, милый, — рука Элии коснулась напряженного запястья принца. — Конечно, у Злата слишком много дел и еще больше гордости. Он не будет опускаться до банальной слежки. Просто было названо имя, а раз оно прозвучало, то было услышано. Дракон Бездны слышит и шорох мысли, коль она касается его.

— Я и впрямь мало отличаюсь от Шилка. Ревность лишает меня разума, — повинно хмыкнул воитель, слишком нервно реагирующий на все, что касалось причастности Повелителя Межуровнья к жизни богини.

— Не всего, но, порой, изрядной его части, — согласилась принцесса. — Однако, жаль, что ты не пророк. Было бы удобно иметь хоть штучку в семействе.

— Упаси Творец от такой доли, — совершенно искренне ужаснулся воитель.

Он никогда не желал предвидеть будущее и с превеликой неприязнью относился к любым гаданиям, способным пролить свет на тьму грядущего, гадателям и пророкам любых мастей, а так же всему тому, что ему предрекали. Вот в этом проклятом пророчестве о Джокерах ему отводилась роль Ферзя Мечей, а Нрэн не желал быть мечом каких-то безумцев, пусть даже великих безумцев, любимчиков Творца, вокруг которых будет виться, опять же если верить предсказаниям, значительная часть родственников. Бог считал, что его клинок должен служить лишь Лоуленду, ну и Элии конечно. Посему старался как можно меньше вспоминать о дурацких предсказаниях в не менее бесплотной надежде на их растворение в пространстве без осадка и последствий. Сам, трезвый и педантичный во всем остальном, мужчина знал, что надежда тщетная, но от этой последней из иллюзий избавиться не спешил. И вообще эти глупые пророки могли что-то напутать или просто были неправильно истолкованы. Предсказания так туманны, что могла ошибиться даже невыносимо логичная Элия. Однако оповещать возлюбленную о своей позиции даже под воздействием чая мужчина не стал, лишь поинтересовался, не скрывая неприязни:

— Нашла что-нибудь интересное среди этой кучи?

— Вот любопытная вещица, — вместо Элии ответил вставший рядом Лейм и показал кивком на заготовку, более всего напоминающую клубок языков пламени, в центре которого находилось искаженное гневом и одновременно каким-то радостным упоением женское лицо. Раскосые глаза искрились яростным любопытством, буйные локоны волос сами походили на костер.

— Похоже на «Огненную девку» из Рикова барахла. Твой Шилк плагиатор? — немного удивился Нрэн, мельком глянув на скульптурку. Бог даже не стал заходить в беседку и созерцал искателей пророчеств, стоя в дверном проеме.

— Нет, общее сходство лишь случайность, — качнула головой богиня, принимая из рук кузена и осматривая находку. — Близость в темпераменте и способе передачи стихийной энергии, вот только это не огонь, а скорее солнечный жар, а значит, девка не огненная, а… — Элия замолчала, осекшись на полуслове от пришедшей в голову идеи, суть коей доводить до родственников «под кайфом правдивости» было небезопасно. — В целом, вещь может оказаться небесполезной. Хм, а вот и еще одна.

Тонкие пальцы принцессы смахнули несколько кусков метапласта весьма сюрреалистического вида. Бесформенные комки с безумием перевитых цветов были отброшены в сторону, открывая предмет более плоской формы, размером побольше. Сильнее всего он напоминал блин цветного стекла, разбитый на осколки, часть которых выпала, но несколько острых уголков чудом сохранились в оправе. И в этом разбитом «зеркале» остались куски лица: часть щеки, горящий безумием глаз, перекошенный в гримасе страдания или смеха рот.