Екатерина Малеева - Свантесат. Шепчущие Леса

Генри знал, что Шида всегда любила танцевать, но при этом питала страсть к ритуальным постановкам. Для нее каждое движение, как слово, имело свое значение и только грамотное сочетание позволяло появиться цельному рассказу, то есть танцу единения с подсознательным миром. Она импровизировала, но строго следуя своим правилам. Генри не любил этого, словом, он не любил практически все, что она страстно исполняла, находясь в состоянии транса.

Однако его нелюбовь никак не подействовала на девушку, и анданта еще на первом курсе академии Магии активно участвовала во всех представлениях со своими программами и вскоре засветилась. Владелец ресторана-клуба «Мария» чудом оказался зрителем и был восхищен Шидой. Он предложил ей работу в своем заведении. Поначалу она лишь принимала участие в готовых танцах, сдерживая желания подправить некоторые движения. Затем, когда уже была заработана репутация и симпатии зрителей, Шида принимала участие в разработке шоу-программ. И последний год она возглавляла команду и курировала множество танцевальных проектов их ресторана-клуба «Мария».

Андант взглянул на часы и решил, что уже можно вернуться, да и к тому же до его слуха донеслись бурные овации и восхищенные выкрики. Видимо девушка превзошла саму себя и показала что-то экстраординарное: «Или подфартило с публикой», – мысленно произнес он.

Генри, обойдя бар, проследовал в ход за сцену и среди множества гримерок без труда нашел заветную.

«Тук-тук-тук», – Шида услышала знакомый стук в дверь и разрешила войти гостю. В дверях появилась красивая фигура ее близкого друга, который, недолго думая, подошел к ней. Девушка сидела перед зеркалом, уже полностью сменив сценически костюм, и стирала грим специальным раствором. Генри провел рукой по ее черным длинным волосам, которые были наследством от отца-тенида, и сел рядом на другой стул. Она невозмутимо продолжала очищать лицо от краски, а ее светло-серые глаза пристально следили за каждым движением ватной подушечки. Любой свантесат, которому доводилось общаться с ней, всегда поражался ее повадкам и особенности вести себя царственно и неприкосновенно.

– Шида, ты отлично выступила сегодня, – обратился к ней Генри.

– Да? Тогда зачем же ты ушел еще в самом начале, – произнесла девушка, и на миг ее лицо украсила едва заметная улыбка.

– Я? – растерялся он.

– Мне всегда интересен зал, я вижу всех… и тебя видела.

– Дела, сама понимаешь: необходимо было переговорить с одним человеком, очень настойчиво просил зараза.

Шида посмотрела на Генри, и он с нескрываемым удовольствием на нее, перевел взгляд на тонкую ветвь нарисованного лиана, которая начиналась с линии ресниц, уходила вдоль линии волос на шею и скрывалась под одеждой. Когда-то он просил объяснить ему, что означает такое странное колдовство. Ему было известно, что на спине нарисованная ветвь постоянно меняла свое положение: то висела, то изгибалась, то скручивалась. Только на левой ноге вплоть до пальцев рисунок покоился. Шида ответила, что это относится к древнему ритуалу. Далее было понятно, что он не сможет ее понять, а она не захочет говорить.

– Ты сегодня не занята? – лукаво улыбнулся Генри, взяв ее руку. Она отрицательно качнула головой. – Тогда позволь украсть тебя?

Андант поднялся и потянул Шиду к себе. Теперь аромат ее духов стал сильнее, нежели когда он только вошел в комнату. Эта удивительная смесь острого, пряного и вместе с тем нежного цветка лучше всех подходила ей. А тайна изготовления и получения чудесного аромата всегда будоражила воображение Генри. Но сегодня все было странным: на удивление она даже не отпиралась, а спокойно встретила его объятия: «Неужели ты приняла меня?».

– Знаешь, почему я пришел к тебе? – неожиданно спросил Генри.

Утро было спокойным, а ласковое солнце уже осветило город, но не добралось до окон комнаты, где Шида лежала на груди анданта. Сколько он себя помнил, она всегда так делала, когда просыпалась: обнимала и клала голову, да так чтобы племянник Амвросия мог свободно запустить руку в ее волосы. Тихая и неразговорчивая, анданта редко чем интересовалась, а ему невыносимо хотелось услышать расспросы о том, как он провел день, как успехи его новых проектов на работе, с какими людьми он встречался. Любой другой на его месте радовался, что может отдыхать от суеты, но Генри знал, почему она не спрашивает, почему мало чем интересуется. «А могла бы?» – часто с обидой думал он, но внешне не показывал. К чему это?