Марина Кистяева - Грешный соблазн ночи

Демьян пил кровь жадными большими глотками, не прикасаясь к девушке ни телом, ни руками. Он стремился, как можно быстрее насытиться. Из его груди вырывались довольные рычащие звуки, которые приводили Машу ещё в большее волнение. Голова начинала кружиться, и она прикрыла глаза. Ей захотелось обо что-то опереться, и самым естественным было откинуться назад…

На грудь мужчины.

И она уже готова была поддаться искушению, томление тела достигло апогея, когда Демьян резко оторвался, быстро лизнул ранку и вскочил с кровати, спеша отойти на безопасное расстояние.

Странное дело, но дышал он тоже тяжело. Он отошёл к комоду и оперся об него руками. Послышался звук крошащегося дерева.

Мария медленно приходила в себя, не веря, что кормление закончилось так быстро, и обошлось без всяких эксцессов. Её тело ломило, точно требовало некоего завершения, которое она была не в состоянии дать.

Она опустила ноги на пол и, цепляясь руками за каркас балдахина, неуверенно встала.

– Я… ухожу, – непонятно зачем сказала она.

– Постой.

Его голос едва можно было различить. Сердце Марии замерло в ожидании.

– Что?

– Ты можешь съездить домой… на пару дней. За тобой… приедут в воскресенье.

Мария удивилась. Он отпускает её, пусть и на пару дней? Она обрадовалась. Она увидит отца, а это дорогого стоит.

– Спасибо, – поблагодарила девушка и, не услышав ответа, поспешила покинуть комнату.

Когда она закрыла за собой дверь, то услышала грохот разбивающейся о стену вазы.

–Папа!

Мария залетела домой.

Ещё никогда она так сильно не радовалась возвращению домой. Кинув сумку на журнальный столик, Маша поспешила в большую залу на втором этаже их деревянного дома, которую они использовали как библиотеку и рабочий кабинет отца, где он иногда встречался с альфами других стай.

– Что ты тут делаешь?

Недовольный голос Алисы Федоровны застал Машу посередине коридора. От удивления и неожиданности девушка остановилась и с обидой на лице повернулась к матери.

– Мама, ты что, не рада меня видеть?

Алиса Федоровна поморщилась, заломила руки и ворчливо попыталась оправдаться:

– Нет, не в этом дело… Просто твой приезд… Разве Даровы больше не нуждаются в твоих услугах?

Непрошенные слезы навернулись на глаза Марии, и той с трудом удалось их сдержать. Вот и вернулась домой… Она не ожидала такой холодной встречи от матери. Нет, конечно, между ними никогда не было теплых отношений, но чтобы так…

– Я приехала на пару дней, – стараясь не расплакаться, ответила Маша и шмыгнула носом. – В воскресенье уеду.

– Странно…

– Что тут странного, мама? Создается такое впечатление, что ты не рада моему прибытию!

– Не говори чушь! Я рада, что ты приехала, – Алиса Федоровна всполошилась, понимая, что перегибает палку. – Неожиданно, вот и всё.

– Конечно.

Мария не стала развивать тему. Ей не хотелось выяснять отношения с матерью. Но настроение было подпорчено и сильно.

– Папа дома?

– Нет. Час назад он уехал в город.

– Когда вернется?

– Не знаю. Сказал, к вечеру будет, – Алиса Федоровна пожала плечами. – Ты есть будешь или тебя покормили?

И снова в голосе матери проскользнули недовольные нотки. Маша разозлилась.

– Я сама поем.

– Как скажешь. Обед в холодильнике.

– Найду.

Алиса Федоровна кивнула и отправилась во двор, оставив дочь наедине с невеселыми мыслями. Вот так возвращеньеце домой, ничего не скажешь. От радостного запала не осталось и следа, но Мария приказала себе не раскисать. У неё впереди были два дня, и она их собиралась провести с пользой.

Маша не успела подняться к себе в комнату, когда услышала отчаянный крик матери. Девушка сорвалась с места и, перепрыгивая через две ступеньки, кинулась вниз. Она видела, как мать выходила в сад, поэтому побежала в ту сторону.

Но она не добежала. Потому что в дом зашел Аркадий Игнатьевич.

И он был весь в крови.

– Папа? – от ужаса у Марии округлились глаза, и она зажала рот рукой, чтобы тоже не закричать.

Аркадий Игнатьевич устало посмотрел на дочь и негромко сказал:

– Это не моя кровь. Не надо кричать.

– Бог ты мой! Папа, что случилось? Почему ты весь в крови? Если это не твоя кровь, то чья?

Воспаленное воображение стало рисовать картину одну ужаснее другой.

– Хорошо, что ты дома, и мы можем поговорить… Подожди немного… Я отмоюсь… А лучше, сделай мне крепкого чая и положи побольше сахара…