Дмитрий Буркин - УРАТМИР КНИГА II - КОТЁЛ ЖЕЛАНИЙ

Дракон так ярко и неестественно, в силу своих физико–механических очертаний, объяснял мне прошлое, что складывался полный шарж минувших лет.

– Уратмир, задачка была со многими неизвестными! Это была заноза! Тебе казалось, что кто–то под тебя капал. Либо это был педсовет? Ты давно подозревал, что этот шабаш нужно накрыть. Либо физрук? Нет, трудовики, хоть и были водяными, часто заливавшими за воротник, но для тебя эти бедолаги тины и болота были вне усмотрения. Может, это был учитель музыки по кличке «Баристо»? Этот усатый кофевар, словно паук, плёл тень на плетень. И на что он обижался. Пластинки старого патефона на перемене, втихую, юзал не ты. Воткнутые палки в ударном барабане – тоже не ты. Бубен как ракетка для игры в настольный теннис – тоже не ты! Ты только пианино расстраивал, периодически стабильно. Да, окно не закрыл после того, как тебя неосторожно оставили дежурно убирать кабинет музыки, а стая голубей к утру превратила его в своё гнездо. Где в импровизированную уборную превратился сузафон – валявшийся на полу медный духовой инструмент с обилием экскрементов голубиного сообщества. Боцман не мог свалиться, словно снег зимой. Валера был заказом! Это был удар по твоей гегемонии. По твоему однополярному миру! Оголтелый и явно сомнительный пофигизм упёртого без дела Боцмана задевал тебя за живое.

Даже при абсолютно фантастических стечениях обстоятельств, при том что я совсем не мог вообразить себе такие кардинальные события, происходившие со мной, и тем более, что окажусь созерцателем своей жизни, почему–то, глядя на этого «по–ненужному настырного Валеру», у меня интуитивно начинало сводить скулы. Дракон же наслаждался моей реакцией на этот премиум–кинопоказ…

– Уратмир, маленький ты – это просто кладезь невинного плутовства и непредсказуемости. Мальчуган–сокровище предвзятых умозаключений! Но почему категоричность суждения не приведёт его к истине? Может быть, существуют все ответы на все вопросы, но кто сказал, что они правильные? Ты был такой потешный и добродушный, что твои действия и возможность находить неординарное решение умиляли. Я сейчас продемонстрирую тебе финальную стадию твоих «пытаний» в отношении коварного Валеры. Уратмир, это столовая, большая перемена между рисованием и чтением, вы всем классом сломя голову залетели на обед, чтобы утолить свой голод. Бегло разместившись на мягких кресло–диванах, ребятня принялась сметать с сервированных и накрытых столов первое, потом второе, и вот, аппетит перевёл вас к сладкому. Только к этому моменту в кормовое помещение входит грузная и слегка угрюмая фигура Валерия. Смотри, он надвигается к твоему столу словно трамвай, упрямо и безальтернативно идущий в депо. Он даже улыбается как–то исподтишка. М–да, прожжённый «жучара»… Такой маленький и упитанный авантюрист–крохобор. Тебе так не кажется, Уратмир? – Обратился ко мне Дракон с задумчивым насколько это можно лицом. На что я всего лишь прищурился.

– Наблюдай! Тебя уже скривил молчун–вредитель, усевшийся по другую сторону стола. И вдруг ты оборачиваешься назад, реагируя на неожиданный звон упавшей посуды, сопровождающийся визгом девчонок, а мордато–таинственный и немногословный оппонент нагло выхватывает из твоей руки булочку. Начинает её заправски наигранно и упоённо жрать. Сказать, что ты был озадачен, это ничего не сказать. Такое нескрываемое хамство вскипятило чувства. Ты резко вскочил! Но выступающий в другой весовой категории контр–партнёр загадочно лыбился, словно знаменитый и задумавший подлость «Доктор зло», и тоже поднялся на пухленькие ножки. Ты психовал, но наказать или даже огорчить на раз труднопонимаемого Валерчика ты не мог.

Затем Дракон продемонстрировал то, как я утёрся в столовой и мы переместились в другой день. Геолокация – второй этаж. Тогда была скрипучая и снежная зима. Мороз покрыл все окна неописуемыми узорами снежинок.

– Стоящий у тебя поперёк горла пончик Валера к этому событию уже сколотил подле себя трёх прихвостней и вновь озадачил тебя новаторской выходкой. Забежавший в кабинет розовощёкий, пышущий жаром мальчишка от стремительного перепада температуры, от которого даже шёл пар, а именно ты, визуально стал наблюдать абсолютно «быдлячую выходку» четырёх резервно–подрастающих отморозков во главе с выкормышем зловещего поведения, занявшегося демонтажем совести и человечности в вашей школе. Эти отринувшие этикет, с неиссякающим энтузиазмом, «мощные пацанюрики», игнорируя минимумы социальной ответственности, открыли огромные двустворчатые окна настежь, впустив холод со снегом в класс, а затем взяли за ноги и за руки ботана Данилу и принялись раскачивать его из стороны в сторону, головой по направлению отбытия из окна. «Типа пришпилили не по–детски» – подумал ты словами своего дяди Андрея. Да, пусть «по жизни» Даня и был «сиплым четырёхглазым ботом», но его право на жизнь и свободу передвижения до появления Валерия никто не оспаривал. Да, он был тюфяком, размазнёй, тряпкой, в конце концов, но эти, спускающие гордость в туалет, качества нуждались в искоренении и устранении внутри рохли, а не вместе с ним. Так считал ты. А эта обнаглевшая компашка бездарей перешла все дозволенные и недозволенные грани. Грамотей орал как не в себе. А охамевшая шпана во всю глотку, в аномально–озорном угаре неистовствовала, да хором приговаривали: «Море волнуется раз, море волнуется два», и так далее. Некоторые одноклассники смеялись, Даня же, с запотевшими очками, продолжал устрашающе нагнетать панику криком. Картина была двоякой, тебе начало казаться, что они просто пугают «очкана» и не собираются его выкидывать. Но даже так, «знаток» был астматиком и социофобом. Он крайне болезненно воспринимал даже безобидный юмор, а тут целый аттракцион смерти с ним в главной роли. И наконец, эти спущенные с цепи уроды, обделённые моральными принципами, произнесли: «Море волнуется двадцать!». У одного из них в руке остался Данилов сапог, у другого – кусок оторванного рукава, а третий, разинув рот, испуганно смотрел в сторону настежь зияющего окна, куда безотлагательно проследовал «очкарик». Абонент стал недоступен! Все были испуганы, лишь гнусный Валерчик ехидно ухмылялся. Озадачено ты рванул к окну. Да, пусть это была снежная зима, и пусть на улице лежал снег и обилие сугробов не вызывало сомнения, но в полёте близорукий вряд ли успел подумать о преимуществах времени года. Пребывая в стрессе и панике, он также маловероятно предвидел, что воткнётся в двухметровую кучу снега. После неконтролируемого полёта охладевшего от страха Данилу вытащили из сугроба изумлённые школьники внизу, и тут ты выдохнул. Он шевелился и его слегка тошнило. Эти начинающие изверги с большой вероятностью могли выписать Дане абонемент на подобные приключения, ближайших лет, эдак, на пять. Ты думал: «Как же оборзели эти хамы!». Стая шакалов уже в открытую гнобила народ. Группа лиц, а конкретно «малолетних карапузов имбецилов», по предварительному сговору, распространило своё криминальное влияние на всех ботанов, фриков, слюнтяев. За базар отвечали все, кто по неосторожности попадал в орбиту новой банды носящих кепочки, увенчанные пропеллером. Рэкету в одночасье подверглись все крупные держатели запасов фишек. На счётчик были поставлены и наши параллели. В столовой каждый должен был отщипнуть кусочек булочки в пользу Боцмана. Взирая на этот беспредел, ты был убеждён, что подмяты были все. Группировка во главе с Боцманом действовала нагло и бескомпромиссно. В этой шайке был даже введён дресс–код, все пособники: от «решал» до «босяков» – носили обязательные элементы новой силы – шорты на подтяжках; носки до колена, ни грамма не смятые, строго до колена, обязательно в параллельную разноцветную линию; под подтяжками – заправленная в шорты рубашка в цветочек или рубчик; у каждого был коробок с ящерицами и арбузная кепка с вентилятором наверху. Ни одна игра на биты и фишки при помощи «цу–е–фа» уже не могла проходить без крыши молодчиков. Они завязали на себе все конфетные коны. Сопливых «гангстерят» нужно было кому–то усмирить. Попытка интроверта Данилы пойти на конфликт выглядела жалко. Уверенное быдло, выглядящее брутально, обвешенное рогатками, столкнулось с лепетом «очкана»: «Позвольте Вам возразить…». На что ему, смеясь и схватив двумя пальцами за нос, ответили: «Позвольте Вам не позволить!».