Дэлия Мор - Охота на мудрецов. Неизданное

Куда там. Перед глазами тонкая фигура в белой одежде. Мотылек. Легкая, невесомая. Проклятье, я уже сочиняю повод еще раз прилететь к мудрецам. Скорей бы Рэм нарыл что-нибудь на главврача, хотя зачем мне присутствовать на повторной проверке? Служба финансовой безопасности сама разберется. Поехать за теориями мудрецов? Все в файлах есть, прочитать с планшета можно. Ин дев ма тоссант, просто так полечу, имею право! Но тогда каждому санитару станет понятно зачем. «С жиру бесится генерал, всех нормальных женщин перебрал, на сумасшедших потянуло. Придумал же, где искать себе любовницу».

Сам не заметил, как гарнитуру на ухо повесил. Спит Публий или дежурит? Плевать, разбужу!

– Публий.

– Наилий? Что случилось?

Заспанный голос. Зевает капитан и меня провоцирует. Закрываю рот рукой и отворачиваюсь в подушку от камер. Охрана ночью бдит. Генерал проснулся! Целое событие. От любопытства уже все глаза проглядели. Не зевнуть, не почесаться.

– Узнать для меня можешь кое-что по твоей медицинской части?

– Прямо сейчас? Ты на часы смотрел?

Ворчит капитан, но матом еще не ругается, значит, успею просьбой озадачить.

– Пациентка одна есть. По бумагам вроде бы шизофреник, но я сомневаюсь.

– Раз диагноз стоит, значит, шизофреник, – твердо говорит Публий.

– И все-таки. Мне шумиха и коллегия ваша с расследованием не нужна. Но если лечащий врач ошибся, просто скажи мне об этом.

Думает Публий. Про врачебную тайну вспоминает, Инструкцию в уме перелистывает. Так заковыристо сейчас в бездну пошлет, что и правда идти придется.

– Зачем тебе это?

Тьер, хороший вопрос. Зачем? Мало ли женщин обнаженных снилось. Сколько их было и сколько еще будет, но не идет девчонка из головы. Несуществующие боги, она – мудрец. Сумасшедшая! Всех насквозь видит и меня в том числе. Про ссору с Марком из-за его дочери узнала, значит, остальное видела. И не жалости, ни брезгливости. Ничего в ней не изменилось, только глаза в пол и «Ваше Превосходство». Умом понимаю, что безразличен, но как же хочется, чтобы было иначе.

– Узнай, пожалуйста. Мудрец Мотылек. История болезни…

– Не нужна мне история, – обрывает Публий, – ровно там все и красиво. Как ее лечащего зовут?

– Луций Квинт.

– Хорошо, я поговорю с ним, а ты спи, Наилий.

– Спасибо.

– Не за что пока. Отбой.

Снимаю с уха гарнитуру и откладываю на тумбочку. Спать. И пусть уж лучше гнароши снятся, в боевом порядке марширующие по плацу.

Три дня как в тумане. Бесконечный марафон по коридорам, даже санитары не трогают, косятся, но не трогают. Не до меня. В карцере ремонт затеяли. Поэтесса спрашивала, что там делают, раз уж я мимо хожу и могу посмотреть, но мне не интересно. Пусть делают, что хотят. Пусть со мной делают, что хотят, все равно. На кризис не похоже – плакать не хочется, просто плохо. Луций допытывается, что случилось, а я не знаю. Лучше бы генерал никогда не приезжал. Так и остался лицом на плакате, духом-паразитом у меня в голове. Я думала, что понимаю правителей. Рассматривала привязки главного врача и старшего санитара. Окуналась в их жизнь, насыщенную встречами и контактами. Друзья, родственники, любовницы, подчиненные, сюзерены, знакомые, малознакомые, любимые, родные, незаменимые. Столько лиц и связей. В десятки и сотни раз больше, чем у мудрецов. В сотни, но не в тысячи, как у генерала. Он – звездное небо по сравнению с одним единственным светилом. Океан рядом со стаканом воды. Песчаная буря. Он везде и от нее невозможно скрыться. Первый после всех несуществующих богов. Сам, как бог.

Дохожу до палаты и сажусь на кровать, обнимая себя руками. Замок так и не починили, можно пользоваться нежданной свободой. Поэтесса старается не гулять в неположенное время и меня отговаривает, но я упряма. Скоро замок закроется, и мой мир вернется в прежние границы. Я, как приговоренный, хочу вдоволь надышаться последним воздухом.

– На тебя больно смотреть, Мотылек, – с грустью говорит Поэтесса.

– Не смотри.

– Ну, давай поиграем немного.

– Давай. Я знаю хорошую игру. «Стань нормальным цзы’дарийцем». Только нужно выбраться отсюда и найти обычную одежду. Но главное, перестать видеть привязки и слышать шепот в голове.

Поэтесса опускает голову и горько усмехается. Тишина тянется густым сахарным сиропом, еще немного и застынет острыми кристаллами. Если я буду сидеть тихо, то не поцарапаюсь.

– Мотылек, на выход.