Налини Сингх: Поцелуй архангела

Елена схватилась за балконные перила и уставилась на узкое ущелье, которое угрожающей клыкастой пастью простиралось внизу.

Отсюда скалы выглядели словно острые клыки, готовые искусать, искромсать и разорвать. Девушка сильнее схватилась за перила, поскольку ледяной ветер угрожал снести ее в неумолимую пасть.

— Год назад, — прошептала Елена, — я и не догадывалась о существовании Убежища, а сегодня — стою здесь.

Беспорядочно раскинувшийся город из мрамора и стекла тянулся во всех направлениях, его изысканные контуры казались совершенными под опаляющим клеймом солнца.

Деревья с темной густой листвой обеспечивали умиротворяющие участки зелени с обеих сторон ущелья, которое рассекало город огромной пропастью, тогда как заснеженные горы врезались в горизонт. И никаких дорог, ни многоэтажных домов, нарушающих это неземное изящество.

Но, при всей красоте, в этом месте чувствовалось нечто чуждое, витало смутное ощущение, словно под золоченой поверхностью притаилась тьма.

Втянув воздух, пропитанный леденящей свежестью горных ветров, она подняла взгляд на… ангелов. Так много ангелов. Их крылья заполнили небосвод над городом, который, казалось, словно вырос из скалы.

Сраженные ангелом, смертные, которые в буквальном смысле впадали в транс от вида ангельских крыльев, разрыдались бы, окажись они в этом месте с существами, которым поклонялись.

Но Елена видела, как Архангел смеялся, вырывая глаза вампиру и притворяясь, что хочет их съесть, а затем раздавил эту мягкую массу. Содрогнувшись, она подумала, что это совсем не подпадает под ее определение рая.

Она услышала шелест крыльев за спиной, и сильные руки легли на её бедра.

— Ты устала, Елена. Иди внутрь.

Она осталась на месте, хотя ощущать его, столь сильного, опасного, непоколебимого мужчину, прикасающегося к чувствительной поверхности ее крыльев, заставило желать задрожать в экстазе.

— Ты думаешь, что и сейчас вправе мной командовать?

Архангел Нью-Йорка — существо настолько смертоносное, что часть Елены боялась его даже сейчас — убрал волосы с ее затылка и прикоснулся губами к коже.

— Конечно. Ты моя, — в его словах не было ни малейшего намёка на шутку, лишь абсолютное собственничество.

— Не думаю, что ты вполне осознал, что же такое истинная любовь, — Рафаэль накормил Елену амброзией со своих губ, сделал бессмертной, дал крылья — крылья! — все потому, что влюбился. В нее, охотницу, смертную… больше не смертную.

— Как бы то ни было, тебе пора вернуться в постель.

А затем Елена оказалась на руках Архангела, хотя не помнила как отпускала перила. Но, наверное, она это сделала, поскольку к рукам вновь приливала кровь, кожа натянулась — болезненные ощущения.

И пока Елена старалась подавить медленно разгорающееся пламя, Рафаэль внес ее через раздвижные двери в великолепную комнату со стеклянными стенами, находящуюся на самой вершине крепости из мрамора и кварца, столь же твердую и недвижимую, как и горы вокруг.

Ярость заискрила в крови девушки.

— Прочь из моей головы, Рафаэль!

«Почему?»

— Потому что я не раз говорила, что не твоя игрушка, — Елена стиснула зубы, когда Рафаэль положил ее на воздушно-мягкую постель с пышными подушками. Но матрас не прогнулся под ее ладонями, когда она, опершись на него, села в кровати.

— Любимый, — Боже, она все еще с трудом верила, что увлеклась и влюбилась в Архангела, — должен быть равноправным партнером, а не игрушкой, которой можно управлять.

Глаза ультрамаринового цвета, из-за которых люди превращались в рабов, пряди угольно-черных волос, обрамляющих идеальной красоты лицо… с чуть больше нежели крупицей жестокости.

— Ты очнулась от годовой комы ровно три дня назад, — произнес он. — Я же прожил больше тысячи лет. Ты стала мне ровней не больше, чем была до того, как я подарил тебе бессмертие.

Гнев стал стеной белого шума в ушах Елены. Она хотела выстрелить в Рафаэля, как уже сделала однажды. От этой мысли в ее голове каскадом полились воспоминания — темно-красные капли крови, разорванное крыло, остекленевшие от шока глаза Рафаэля. Нет… она не хочет вновь стрелять в него, но архангел пробуждает в ней жажду насилия.

— Тогда, кто я?

— Моя.

Неправильно ли, что спину Елены опалило искрами от услышанного, от абсолютного собственничества, промелькнувшего в голосе Архангела, и темной страсти, проявившейся на лице? Скорее всего да. Но Елене было все равно.