Эшли Дьюал: Смертельно безмолвна

Я едва могу дышать. Девушка испуганно моргает. Ее щеки красные от холода. А я не знаю, как утихомирить пожар, как взять себя в руки. Я вдруг отчетливо понимаю, что мне стоит лишь моргнуть, лишь щелкнуть пальцами, и я отомщу за Норин.

— Тебя не было, — вдруг бросает Джил, и я недоуменно прищуриваюсь.

— Что?

— Ты не пришла на похороны моего отца. Но ведь именно ты убила его.

Я замираю. Губы Джиллианны дрожат, глаза пылают, а я растерянно отшатываюсь, я была уверена, что принуждение подействовало на всех. Но она помнит. Она все помнит.

— Ты должна была забыть. — Едва слышно отвечаю я и ощущаю колючую боль где-то в горле.

Я пытаюсь сглотнуть ком, но не выходит. — Должна была…

— Ты его убила. Я это видела!

— Мне очень…

— …жаль?

Девушка трясется. Она закрывает ладонями лицо, а до меня вдруг доходит, что… что я не имею права ее осуждать. Эта мысль жжет, она разрезает меня на куски, ведь я должна люто ненавидеть этого человека, должна хотеть его смерти! Но Джил потеряла отца. Я его убила.

Неважно, каким он был: хорошим или плохим. Он был ее отцом.

— Ты… — Выпрямляюсь и гляжу в серые глаза Хью. — Ты должна забыть о том, что случилось в церкви. Твой отец умер, потому что болел. Твоя мать знала об этом.

— Мой отец болел.

— Верно. Но он не хотел тебя расстраивать и поэтому молчал.

— Молчал.

— И ты забудешь… — Делаю шаг вперед. — Забудешь о том, что убила Норин Монфор.

Джил кивает, а я протяжно выдыхаю.

— Но каждый день ты будешь просыпаться и чувствовать вину. Каждый день. Ты так и не узнаешь, откуда это ощущение. Но оно никуда не денется. Всегда будет с тобой.

Джиллианна продолжает смотреть на меня растерянным взглядом, и я морщусь. Мне так больно видеть ее рядом и понимать, что именно она забрала жизнь Норин. Я гляжу на убийцу и ничего не делаю. Я отпускаю его. Поступаю ли я верно?

— Иди, — я неуклюже убираю с лица волосы, — уходи, Джил. Пожалуйста.

Девушка послушно срывается с места, оставляя следы на белоснежном ковре, а я тру глаза и осматриваюсь: наверно, я должна отомстить, но разве Ноа для этого дал мне шанс? Я зажмуриваюсь и сжимаю в кулаки пальцы. Как много последствий.

— Я горжусь тобой.

Растерянно выпрямляюсь и вижу Норин.

Воздух разом выкатывается из легких. Я округляю глаза, смотрю на тетушку в сером толстом свитере, смотрю на ее распущенные волосы и яркие, небесно-голубые глаза. И не знаю, что делать, забываю, как разговаривать, как двигаться.

Я судорожно прикрываю рот пальцами и шепчу:

— Норин?

Голос срывается, выходит какой-то идиотский писк. Я порывисто горблюсь. А тетя в следующее мгновение оказывается рядом и обнимается меня худыми руками.

— Не плачь.

— О, боже, это же ты. — Я прижимаюсь щекой к ее шее. — Это ты!

— Я должна была увидеть тебя.

— Норин, — мои руки трясутся, — ты пришла ко мне! Я так ждала.

— Я знаю.

Тетя отстраняется и вздергивает подбородок. От этого движения у меня все внутри в ту же секунду переворачивается и вспыхивает. В этом вся Норин Монфор. Стоять ровно, а говорить холодно. Пусть плечи стонут от груза ответственности, а голос дрожит.

— Как… — Норин запинается и бесстрастно пожимает плечами. — Как Мэри?

Я устало стираю с лица мокрые полосы.

— Ей плохо. Разве может быть иначе?

— Она впечатлительная.

— Неудачное определение для ситуации.

— Ты права. Мэри нужно время. Просто будь с ней рядом, хорошо? Она справится.

— Конечно. — Берусь за руку тетушки и киваю. — Я хотела сказать тебе…

— Не надо.

— Выслушай.

— Ари, я бы сделала это еще раз… — Взгляд Норин пронзает насквозь, как и та стрела, что пронзила ее грудь. — Снова и снова. Я лишь рада, что ты цела.

— Это неправильно, — рычу я сквозь стиснутые зубы. — Вы с мамой… Вы так похожи.

Внезапно Норин смеется. Искренне. Я даже замираю, потому что не помню, чтобы я слышала нечто подобное. Женщина прикрывает тонкими пальцами губы и кивает:

— Так и есть. Мэри всегда была немного другой. А мы с Реджиной любили правила.

— Ты уже видела маму?

— Да, — Норин прокатывается пальцами по моей щеке и кивает, — она следит за тобой.

— Правда?

— Каждую минуту.

Я хмыкаю и нервно улыбаюсь. Мне всегда казалось, что за мной кто-то наблюдает.

— Что ж, я не могу тут долго оставаться. Я хотела тебя увидеть настоящую, и я…

— …увидела.

— Верно.

Норин Монфор улыбается, подставляет лицо зимнему солнцу, и затем вдруг снимает толстый свитер. Я ошеломленно округляю глаза, ведь на улице холодно, но потом до меня доходит, что передо мной неживой человек. С этим тяжело смириться.