Ольга Грибова - Охотник на вампиров. Тьма

Я рискнул сесть. Вышло даже лучше, чем предполагал: ни головокружения, ни тошноты. Только дискомфорт внизу живота, словно кто-то схватил меня за кишки и тянет. Я положил руку на живот в надежде избавиться от неприятного ощущения или хотя бы определиться с его источником. Пальцы погрузились во что-то прохладное и скользкое, будто вместо кожи у меня склизкая чешуя. Может, это перерожденье, и я теперь и не человек вовсе, а какое-нибудь земноводное? Как там в Буддизме – всем воздастся по заслугам. Или это из другой религии, а может, и не из религии вовсе? Я никогда не был силен в теософии и сейчас горько жалел о пробелах в образовании. Могло бы пригодиться.

Допустим, я теперь кто-то вроде ящерицы. Это хорошо или плохо? Так быстро однозначного ответа не найти. Я призадумался, поднял руку, намереваясь пригладить волосы, и замер, в одно мгновение уяснив для себя две вещи: во-первых, я пока еще человек, по крайней мере, руки у меня вполне человеческие; во-вторых, я, кажется, истекаю кровью. Ладонь была перепачкана бурой субстанцией, которая при определенной доли фантазии могла сойти за кровь. Беспокоило только то, что она была вязкой и липла к пальцем, как клей. При одной мысли, что эта гадость течет внутри меня, стало противно, и я торопливо вытер руку о край простыни, что свисала с каталки.

Я набрался храбрости и опустил голову, чтобы взглянуть на живот. Приподнял больничную рубашку и нахмурился. Увиденное озадачивало. Я серьезно задумался. Теперь хотя бы понятно, почему сердце не бьется. Я бы на его месте тоже не стал этого делать.

Четко по центру живота (прощу обратить особое внимание – моего живота!) зияла огромная рана. Кожа свисала рваными кусками, мясо и части внутренностей едва не вываливаются наружу, кровь алой коркой запеклась вокруг. Я медленно опустил рубашку, скрывая неприглядное увечье, и скрестил руки на животе, чтобы предотвратить выпадение части меня мне же на ноги. Сомнений больше не осталось – я окончательно и бесповоротно мертв. И это не лечится.

Так жутко мне еще никогда не было. Я невольно заметил тенденцию этого дня – все сегодня впервые. Например, я впервые мог думать и не дышать. Я впервые сидел с огромной дырой в животе и чувствовал себя при этом вполне сносно. Мое сердце впервые не билось, а мне хоть бы хны.

Не знаю, сколько так просидел, придерживая руками собственные кишки и тупо пялясь на дверь, в попытке привыкнуть к мысли, что я умер. Не так-то это просто очнуться и понять, что тебя нет среди живых. Постепенно искалеченная осознанием собственной смерти психика восстанавливалась, и в голову начали приходить интересные вопросы. Например, я задумался, как, собственно, получилось: я мертв, но при этом все еще жив. Парадокс.

Наконец, отважился спустить ноги с каталки. Босые ступни коснулись влажного пола, и я внутренне напрягся, ожидая почувствовать неприятный холодок, но ничего не произошло. Умом я понимал, что пол стопудово ледяной, но ногам было на это плевать. Они не испытывали дискомфорта. Это придало мне смелости, и я встал, придерживаясь одной рукой за каталку, а другую прижимая к многострадальному животу. От входа меня отделяло всего пара шагов. На негнущихся ногах я преодолел это расстояние и повис на металлической двери, упершись в неё лбом и плечами. Дернул ручку – заперто, причем снаружи. Кто-то позаботился о том, чтобы я не вышел отсюда. Может, оно и к лучшему.

Обратный путь к каталке дался мне легче. Тело слушалось все лучше и лучше. Оно признало во мне хозяина. Я снова лег, скрестил руки на груди и принялся ждать. Кто бы ни запер меня в этом каземате, он рано или поздно придет проверить, как я тут. И вот тогда… А что тогда? Я сдвинул брови, прикидывая, что может случиться. Меня убьют? Ни капельки не страшно. Это пройденный этап. Других альтернатив я не придумал. Так уж вышло, что всю сознательную жизнь меня непременно кто-то пытался убить, и я в свою очередь не оставался в долгу. Я не привык строить отношения на других мотивах. Исключение составляет разве что Амаранта. При мысли о моей возможно потерянной навсегда супруге сердце предательски дрогнуло. Выходит, осталось в нем нечто, способное хоть на какие-то реакции.

Хотелось надеяться, что с Эмми все в порядке, и что бы не случилось со мной, это никак не отразится на ней. Не исключено, что я нахожусь в доме Грэгори, и он обратил меня в вампира, отомстив за все, что я ему сделал. Я почти не сомневался, что отныне принадлежу к детям ночи. Немного смущала дыра в животе, ведь кровопийцы быстро регенерируют, а мое тело пока не торопилось восстанавливаться. Но я принял версию о собственном вампиризме за рабочую.