Берта Свон - Любовь в цепях

Вит оторвал глаза от пола, услышав приказ. Девушка напротив него могла обратить на себя внимание в любой толпе. Симпатичная, с синими, как омуты, глазами, копной чёрных волос и алыми губами, она приковывала к себе взгляд.

– Сколько времени ты в рабстве?

Очарование рассеялось. Она – госпожа, он – раб. Между ними пропасть. Вит постарался, чтобы голос прозвучал ровно, – хозяева не любят эмоций у рабов.

– Почти три месяца, госпожа.

Девушка почему-то побледнела – краски отхлынули от лица, сделав госпожу похожей на привидение. Когда она влетела в ванную, Вит позволил себе чуть прикрыть глаза от усталости. Ночь он практически не спал, исполняя сексуальные прихоти одного из гостей – ненасытного извращенца, у которого его собственные рабы менялись часто и жили не больше пары-тройки лет. И сейчас из-за недосыпа кружилась голова. Роскошная деревянная кровать с мягкими перинами, под высоким балдахином – хозяйка любила имитацию под старину – так и манила к себе. Вычурные широкие кресла, стоявшие рядом, на ворсистом ковре, предлагали опуститься в них и поспать хоть несколько минут. Но Вит успел превосходно выучить основное правило выживания на этой планете: любое самостоятельное действие мгновенно карается жестоким, изощренным наказанием. Или унижением. Что ещё хуже.

Госпожи не было долго. По долетавшим звукам Вит догадывался, чем она там занималась Наконец она вышла, бледная, измученная, чуть ли не шатавшаяся от бессилия. Вит опустил глаза. Впрочем, вряд ли она заметила его взгляд.

– Где здесь можно поесть? – голос звучал спокойно, безэмоционально, но глухо.

– Завтрак уже прошёл, госпожа, еду могут принести в комнату, – ответил Вит.

Кнопка для вызова прислуги нашлась быстро – большая, красная, она была вделана сбоку от постели, так, чтобы при желании хозяйка могла не вставать с перины. Протянул руку – отдал приказ. Удобно, конечно.

Прибежавшая на вызов свободная служанка взглядом прошлась по фигуре раба – он чувствовал этот наполненный животной похотью и страстью взгляд.

– Завтрак! – резкий голос хозяйки неожиданно хлестнул хлыстом. Вит вздрогнул против воли и сразу же сжался от страха, боясь наказания за такое поведение.

– Д-да, госпожа, мин-нуту, г-госпожа, – перепуганная служанка начала заикаться. – Ч-чего и-изволи-ите?

Еду принесли через несколько минут. Всё это время Вит вышколено стоял на одном месте, неподалёку от кровати, стараясь не смотреть на неё. Чем была занята его госпожа, он не видел.

Хлоя не понимала странного пристрастия родителей к старине и антиквариату. На этой почве отец и мать в свое время познакомились и быстро сошлись, правда, потом так же быстро разбежались, непонятным образом поделив детей, но любовь к тому, что было раньше, к этим пыльным старым вещам, годным, по мнению Хлои, только для музея или станции переработки, осталась до конца жизни у обоих. Друзья Хлои всегда удивлялись, первый раз появившись в их доме:

– Как вы так живете? Зачем вся эта мебель? Да и одежда…

Хлоя или с досадой молчала, или отшучивалась, мол, вся история в одном доме, удобно, и запомнить предмет легче. Но зато теперь, оказавшись в привычных условиях, быстро справилась с давно устаревшей техникой и электроникой.

Вышла она из ванной раздраженная и злая. Похотливой служанке, посмевшей мысленно поиметь раба прямо здесь, в спальне Хлои, чуть ли не на ее кровати, досталось от всей широкой души Хлои. Зато еду принесли мгновенно. Та же служанка вкатила тележку с подносами и тарелками, оперативно расставила их на небольшом лакированном журнальном столике, помнившем, наверное, еще временя первого появления людей в космосе, угодливо поклонилась и сбежала куда подальше от внезапно оказавшейся не в духе молодой госпожи.

Густой суп из морских гадов, каша фиолетового цвета, тушеное мясо партов, местных животных, похожих на овец, аппетита не вызвали. Вспомнив о рабе, Хлоя повернулась к нему.

– Как тебя зовут?

– Вит, госпожа.

– Ты давно ел?

– Не помню, госпожа.

Хлоя прикусила губу. Сволочи! Даже каторжников полагается кормить дважды в день!

– Садись и ешь.

Он подошел к высокому древнему креслу рядом со столиком, сел осторожно, будто ждал подвоха, так же осторожно, словно нехотя, взял ложку.

«Плавные, спокойные движения, будто и не голодал, – отметила про себя Хлоя, наблюдая за жестами раба. – И тем не менее жует быстро, глотает жадно».

В душе поднялась волна ненависти и к матери, и к брату, и ко всем остальным, забывшим о том, что они – люди, превратившим рабов в нечто среднее между мебелью и животным.