Ирина Котова - Королевская кровь 5

Суббота, 20 декабря

Утром еще более печальный, чем вчера, Зигфрид, открыл Зеркало — и я шагнула в огромный серый ангар. Прямо передо мной были распахнутые высокие двери — и за ними сверкало бесконечное заснеженное поле. А на нем ярким полосатым пятном выделялся подпрыгивающий на снегу воздушный шар.

- Вам точно сюда, моя госпожа? - с сомнением спросил Кляйншвитцер. - Я могу подождать вас.

Я огляделась — наискосок натянутые от потолка до пола тросы, высокий помост, маты внизу, полки с какими-то сумками. Сердце застучало быстрее. Не может быть. Я всю жизнь об этом мечтала.

- Точно, Зигфрид, - уверенно сказала я. - Идите. Я позвоню.

Он исчез в Зеркале — а ко мне со стороны шара уже шагал какой-то человек. Низенький, плотный, с обветренным загорелым лицом.

- Здравствуйте, госпожа. Меня зовут Рич Самкинс. Я владелец этого клуба.

Говорил он по-инляндски, чуть картавя.

- Позвольте ваш пригласительный?

Я поколебалась и протянула ему «визитку» с одуванчиком.

- О, да, да! - воскликнул он. - Сейчас, одну минуту! Костюм, и потренируем посадку!

Начался инструктаж. Я скользила вниз по тросам, послушно сгибала ноги, пробегала вперед — и все смотрела в открытые двери, за которыми виднелось закрытое легкими облаками голубое небо. И случайно повернув голову, наткнулась взглядом на выходящего из Зеркала Люка. Он поклонился, усмехнулся со своим обычным дерзким прищуром. Ничего не сказал. Просто стоял и смотрел на меня, и я сжимала зубы от его присутствия — и потом, когда он отошел в сторону и стал переодеваться, не могла не глядеть на его крепкие плечи и спину, на линию позвоночника, уходящую под ремень брюк. Худощавый, жилистый. Великолепный.

Еще через полчаса мы стояли напротив друг друга в корзине поднимающегося воздушного шара. Самкинс быстро повторял уже выученные наизусть инструкции. Не паниковать. По правилам шар опускается пустым, поэтому прыгать придется в любом случае. Свободное падение — с трех километров, длительность сорок секунд, считать до тридцати, затем дернуть кольцо. Если не дернуть — у новичков парашют раскрывается принудительно. Даже если не раскроется, снизу подхватит маг.

Земля, чуть покачиваясь, удалялась, я вдыхала морозный воздух, слушала шум горелки и смотрела в темные глаза молчаливого Кембритча, закрытые плотными очками — и светло-голубая бесконечность за его спиной, с зимним, почти белым солнцем и светящимися желтым и розовым облаками манила меня так, что хотелось кричать. Я с детства мечтала прыгнуть. Но сначала не разрешала мама. Потом на это не было времени и денег. А потом и вовсе не до этого стало.

Инструктор что-то говорил, хвастался, отмечал километраж — дышать становилось труднее, мороз усиливался — но мы не слушали его, прикованные друг к другу знакомым невозможным притяжением.

«Страшно?»

«Ну тебе же не страшно».

Он снова усмехнулся. Дыхание у меня от предвкушения прерывалось, и сердце стучало уже так, что слышно должно было быть на километры вокруг.

- Проходим облачность, - крикнул инструктор, и мы погрузились в вязкую влажную дымку. Вынырнули через несколько длительных минут. И полетели к солнцу — а под нами пышным взбитым ковром стелились белые облака. И дух захватывало от высоты, от виднеющихся в промежутках крошечных поселений, от расчерченных тонкими ниточками дорог заснеженных полей, щетки лесов и крутой линии горизонта.

- На борта! - скомандовал инструктор.

Я заледенела. Выдохнула. Люк, ухватившись за стропу, забрался на борт корзины, встав спиной к пустоте, — и в лице его, в глазах появилось что-то хищное, темное. Он посмотрел на меня, словно спрашивая - «испугалась»? И я полезла тоже, хотя уже ничего не соображала от страха. Борт оказался широким — и я вцепилась в стропы, с ужасом глядя себе под ноги — туда, где не было ничего. Только волнистое поле облаков. Адреналин в крови уже зашкаливал, и холода не чувствовалось, и мышцы болели от напряжения.

- Старт! - крикнул Самкинс.

Кембритч взглянул мне в глаза — и я задохнулась от требовательности в его взгляде, вздернула подбородок — и разжала пальцы.

Тридцать.

Медленно, лицом к солнцу, полетела вниз — раскинув руки и крича от страха и счастья — и видя, как от стремительно поднимающейся корзины отделяется мужская фигура в черном костюме — и, вытянувшись стрелой, летит ко мне.

Двадцать один, двадцать…

Я влетела в плотное облако — и тут же меня нагнали, обхватили, с жесткостью вжались в губы губами, и я обвила его ногами, вцепилась руками. Мы словно зависли в невесомости. Не видно было ничего — мы крутились, парили в белом тумане и отчаянно, жадно целовались, и ветер свистел мимо, вокруг, яростно пытаясь отцепить нас друг от друга.