Акулина - Новый день

– Ваша невеста? В этом доме?!..

Джосселину этот смех не понравился, и он гневно повторил:

– Да, здесь жила моя невеста, Бернадет. Отвечайте: где она теперь?

– Незваный гость! – зло уставился на него араб. – Умерьте-ка пыл, а то прикажу слугам выкинуть вас далеко за ворота!

– Мы не хотели причинить вам неудобств! – попытался сгладить назревающую ссору Пелерин. – Те, кого вы привезли из других мест, нас не интересуют, но покажите прислугу, нанятую в этом городе, – мы убедимся, что здесь нет тех, кого мы ищем, и уйдём!

Эти слова разгневали Казима ещё больше, и на его крик примчались слуги, кто с кочергой или дубинкой, а кое-кто – и с ножом! Но и Пьер не оплошал, и на его призыв в дом вбежали спутники, ожидавшие во дворе. Тамплиеры, никогда не отказывавшиеся размяться в бою, особенно с сарацинами, сразу приняли воинственную позу, и разгневанный хозяин тут же понял, на чьей стороне сила.

Дубинки и ножи были опущены, прислуга выстроилась в ряд. Пленённых после битвы среди них не оказалось, как и среди закрытых чадрами служанок: никто не отозвался на призыв, девицы Бернадет среди них не было. Казим указал гостям на дверь, и, возможно, на этом столь неудачное знакомство с ним было бы закончено, если бы не следующие слова Джосселина:

– Мы должны увидеть наложниц!

Услышав это, оглянулись даже тамплиеры: сразу стало ясно, что настоящей бури не миновать, и она началась тут же! Казим ибн Малик сорвал со стены заточенный палаш; слуги его снова навострили своё нехитрое оружие, и, казалось, драка вот-вот начнётся, но тут их прервал звенящий голос:

– На наложниц могу взглянуть я! Я – евнух!

Шум действительно затих, и все со странными чувствами уставились на Пелерина.

– Я только задам им один вопрос, – добавил тот нерешительно.

Он совсем не был уверен, что это удачная идея – назваться евнухом. Но другой мысли, как быстро сгладить конфликт, к нему не пришло.

Казим уставился на него с крайней неприязнью, но палаш пока опустил. Он ещё ни разу не встречал мужчину, который назвался бы евнухом, но на самом деле им не был; да и большой беды в том, что тот услышит голоса его наложниц, он не видел… Его задевало иное – его пытались заставить показать то, что принадлежало ему и что сам он показывать не желал, и такое отношение было оскорбительным!

– Позови Хафиза! – кинул он всё же слуге, поразмыслив.

Тот убежал из комнаты и вскоре вернулся, но не один – с ним был весьма смуглый араб, с почти чёрным лицом, и очень надменный. Одежды его были гораздо лучше, чем у других слуг, с богатыми узорами, и лишь немного уступали в роскоши наряду самого хозяина. Лицо было худым, точёным, а в глазах застыла какая-то желчная злоба, как у собаки, готовой расправиться с врагом, как только её спустят с цепи.

– Это те самые … которые вопросы задают, – по-арабски, с каким-то намёком сказал ему Казим, не скрывая в голосе яда.

Хафиз таким ледяным взором провёл по чужакам, что Джосселин даже проверил, свободно ли выходит из ножен меч. Но нападать на них никто уже не собирался, и, выслушав приказ господина, араб знаком показал Пелерину следовать за ним.

Спустившись по лестнице, миновав пару коридоров и снова поднявшись на этаж, они оказались в почти пустом помещении без наружной двери. Здесь стояли лишь стол и пара скамей, на которых разлеглись, прислонив копья к стене, стражи. При виде евнуха они тут же подскочили, не ожидая его в эту пору, но Хафизу было не до них – выгнав их, он указал Пелерину на кованую решётку. С этой стороны на ней висел замок, с другой за ней – плотная ткань.

– Стойте здесь. Женщины будут подходить с той стороны. Можете задать им свой вопрос, а потом – убирайтесь вон! – по-арабски произнёс он, совсем не заботясь о том, поймут ли его.

Его жгло страшное чувство ненависти: он жаждал пронзить копьём чужеземца, позволившего себе так оскорбить его господина! Но Доминик ни разу не повернулся к нему спиной, словно шкурой чуя угрозу, и только дождавшись, когда тот выйдет, встал у назначенного места. Что было сказано, ему было несложно понять: хоть он не желал этого показывать, но он неплохо знал арабский язык, ведь несколько лет уже прожил в этих местах, когда здесь был иной правитель…

Какое-то время он ожидал наложниц, но слышал лишь приглушённый смех и негромкие всплески, как будто где-то недалеко была вода. За решёткой так никто и не появлялся, и он стал подумывать даже, что его обманули, когда ткань вдруг действительно приподнялась и за металлическими прутьями удалось разглядеть закрытую чадрой женщину.