Наталья Антарес - Любой ценой. Том I

На смену весне пришло знойное, засушливое лето, и в стране наступил сезон отпусков. Укатил на отдых и Нитиевский, назначив временно исполняющим обязанности директора Ольгу Леонидовну Ставровскую, с которой мы на протяжении пяти лет сосуществовали примерно в такой же гармонии, как и кошка с собакой. Ставровская меня тайно ненавидела, а я ее открыто презирала, но мы обе всячески старались, чтобы наша обоюдная антипатия не отражалась на атмосфере в офисе и не оказывала деструктивного влияния на рабочий процесс. Наши сферы ответственности практически не пересекались, и если в мою задачу входило в основном убалтывание клиентов на покупку дорогого тура и оперативное разруливание возникающих проблем, то моя коллега занималась текущим администрированием и организацией документооборота, но, когда у нас вдруг возникала необходимость скооперироваться, начинался сущий кошмар. Ставровская была старше меня на пять лет, и в этом году разменяла пятый десяток, но к своим сорока она выглядела так, как я не собиралась выглядеть даже после шестидесяти, а склочный характер и неистребимая любовь к тиражированию сплетен автоматически превращали ее в крайне отталкивающего персонажа. Помимо всего прочего, Ставровская была страшно неудовлетворена своей жизнью и, как следствие, люто завидовала моей, но гордость заставляла ее тщательно маскировать свои эмоции. Первое время Ольга придиралась ко мне мелочам, цеплялась к незначительным ошибкам, а потом, когда я доказала свою профпригодность и завоевала расположение шефа, принялась втихушку строить мне козни разной степени зловредности. Тактику Ставровской я раскусила влет, но однажды всё-таки попалась на удочку и чуть было не получила выговор за халатное отношение к работе – Ольга пообещала сдать за меня отчетность, пока я обрывала телефон посольства, безуспешно пытаясь прояснить судьбу туристов, без вести пропавших в объятом революционными волнениями Египте. Туристы в итоге были найдены и экстренным бортом вывезены на родину, а вот никакие бланки Ставровская, естественно, не заполнила, за что я получила втык сначала от бухгалтерии, а потом и от Нитиевского, без долгих разбирательств лишившего меня премии. В ответ мои гневные претензии Ольга сделала морду чайником и как ни в чем не бывало заявила, что ей было некогда и «обещать – не значит жениться». С того дня я окончательно потеряла веру во взаимовыручку и впредь старалась не обращаться к Ставровской с какими-либо просьбами, предпочитая самостоятельно тянуть свою лямку и ни на кого не надеяться. И всё бы ничего, но раз в год милейшая Ольга Леонидовна дорывалась до неограниченной власти, и я была в авангарде тех, кому приходилось несладко.

Я никогда специально не давала поводов для зависти, но применительно к Ставровской этого по большому счету и не требовалось. Казалось бы, чего тебе не живется – подсиживать я тебе не собираюсь, дорогу не перехожу, даже рабочие места у нас расположены на весьма приличном отдалении… Ан нет, Ольга обрела бы покой только в том случае, если бы я навсегда исчезла с лица Земли, а любые упоминания обо мне были бы стерты из актов гражданского состояния, потому что само мое присутствие в офисе заставляло Ставровскую испытывать невыносимые душевные муки. И это при том, что зарплата у Ольги Леонидовны была повыше моей и не зависела от количества проданных туров. Мне же шеф поставил довольно скромный по столичным меркам оклад, зато не скупился на проценты с продаж, но в мертвые сезоны мне было негде разгуляться, тогда как Ставровская ежемесячно получала на руки крупную сумму. Не была Ольга и старой девой – муж, двое детей, собака, одним словом, всё, как у людей, казалось, чего тебе еще надо, но этот идеальный фасад лишь прикрывал неприглядную картину истинного положения вещей в семье моей коллеги. Она была откровенно несчастлива в браке, и самое ужасное, что все вокруг были об этом прекрасно осведомлены, причем сведения о мужественно претерпеваемых Ольгой невзгодах исходили непосредственно от нее самой. Ставровская страсть как любила посетовать на свое нелегкое житие-бытие, а я испытывала инстинктивное отвращение к подобным жалобщицам, и какие было сложности не выпадали на мою долю, до последнего держала всё в себе. Ольге же явно нравился образ героини-мученицы, взвалившей на себя непосильную ношу и до конца дней своих обреченной ее тащить, хотя никто не мешал ей, к примеру, подать на развод и сбросить ярмо.