Ольга Вешнева - Ловцы небесных алмазов

– Я не хочу в колхоз! К безграмотным трактористам и дояркам! К скотине тем паче не хочу!

– Да тебя, Петька, не в колхоз, а в космос хорошо бы запустить, – махнул рукой отец, взглянув на включенный телевизор. В известиях показывали новый спутник и говорили об успешном полете собачьего экипажа. – А то у тебя, как погляжу, все одно на уме. Девчонки и танцульки!

– У меня и в космосе, и в далеких неизведанных мирах, то же самое будет на уме, – я рассмеялся, приплясывая. – Танцы и девушки. Девушки и танцы.

Зазвонил телефон. Мой музыкальный слух долго не выдерживал режущих, не мелодичных звуков. Я первым снял трубку с тяжелого зеленого аппарата на комоде и, подражая отцу, важно пробасил:

– Алло. Воронцов у аппарата.

– Петечка, здравствуй! – радостно защебетала старшая сестра.

Узнала, как ни старался. Какой я ей Петечка? Все не возьмет в толк, что мы давно выросли.

– Катюша, как поживаешь? – отплатил той же монетой. – Не замерзла в тайге? Ты у нас тепличное растение.

– В Иркутске тоже лето есть! – ответила сестра чуток сердито. – И живу я не в таежном домике, а в городском общежитии. Ты не поверишь! – ее охватил прежний восторг. – Предсказание гадалки сбывается в точности. Я познакомилась с замечательным парнем. Зовут его Владлен! Редкое имя. Родители назвали сына в честь Ильича.

– Совет вам и любовь, – буркнул упавшим голосом и передал трубку отцу.

Катя сразила меня наповал своим Владленом. Аж сердце кольнуло. Как обмороженный заблудившийся старик, которого бабушка с подругой случайно встретили в зимнем лесу и вывели к деревне, я пошел на балкон, пошатываясь и хватаясь то за ветку фикуса, то за косяк стеклянной двери. В глазах темнело. Суеверный ужас, постыдный для комсомольца, проникал все глубже под кожу.

Взялся за накрепко привинченную железную шпалеру для вьющихся гераний, чтобы не упасть с балкона, и застыл, вспоминая тот удивительный вечер.

Кате повезло. Мне гадалка напророчила такого… Не поймешь, не разберешь толком, что к чему, а припомнить страшно.

Прошлым летом гостили мы с сестрой у бабушки. Всякий раз, когда я там бывал, нехорошо на сердце становилось.

Бомбежки и картошка. Таким я запомнил детство. Мы с мамой и сестрой провели страшные годы войны в подмосковной деревне. Пустое картофельное пюре без соли, комок сахара делили на всю семью к чаю, и то не каждый день он доставался. Куры несли очень мало яиц, цыплят душили хорьки и лисы, потому зарубить курицу позволялось только к престольному празднику. Бабушка была верующая.

Соседи держали корову, и нам иногда перепадало немного молока.

Так и жили. Выживали. Радовались каждому письму отца с фронта и боялись, а вдруг оно последнее. Боялись и что враг возьмет Москву, падет наш главный оплот. Всего боялись. Как участились налеты, вздрагивали при каждом шорохе. В окопах сидели в обнимку. Помирать – так всем вместе.

День Победы. Неописуемая радость. Наши герои победили врага.

Отец вернулся, а оба дедушки и три дяди – нет. Я их почти не помнил. Мне, семилетнему ребенку, легче было пережить потерю. А мама потеряла своего любимого отца и заботливых братьев. Бабушка – мужа и сыновей. Взрослые плакали, и Катя, которая старше меня на три года, заливалась слезами. Я сидел возле них на лавке у печки и молча грустил.

У бабушки в деревне я встречался с невидимыми врагами – страхами, которые были одни для детей и взрослых. Мужественно боролся с ними. И вдруг испугался предсказания гадалки? Стыдно. Но что было, то было.

Не то цыганка, не то молдаванка, одним словом – приезжая. Прасковья прибыла в нашу деревню с волной эвакуации, да так и осела в старом ничейном домике, хозяева которого погибли при первой бомбежке.

Одинокая, бездетная. Все сторонились ее, и мужики и бабы, проведав об "особом даре" лечить людей и видеть будущее. Ведьмой скликали за глаза, но прогнать не решились из благодарности. Прасковья помогала сельчанам. Заговаривала детские хвори, исцеляла тяжелые раны немногих вернувшихся с войны солдат. За услуги брала краюху хлеба или крынку молока, или цыпленка. А если знала, что просящий о помощи живет впроголодь, ничего не просила, еще и сама угощала.

Прасковью уважали, но сторонились. Один колхозный староста, вдовец, который был не так уж стар, но хвор с младенчества, и потому его не взяли на фронт, пробирался к ведьме по ночам чужими огородами. Соседи говорили, бегал он шустрей, чем в юности. Знать, и ему помогало ненаучное лечение травяными зельями с прикладыванием лопуха.