Алиса Дорн: Институт моих кошмаров. Здесь водятся драконы

В этот раз все было иначе. Я все еще была Наташей Соколовой, я все еще помнила себя. Его магия была не голодной пустотой, а липкой паутиной. Сковывающей. Не оставляющей ни единого шанса убежать. Значит, «я могу склонить тебя на свою сторону»? «Могу тебя убедить»? Не зря я подозревала, что он что-то не договаривал, что за его словами скрывалось большее.

«Я тебя убью», — последним усилием пообещала я. И почувствовала, как он улыбнулся. Ну да, не убью. С него еще станется повернуть все так, чтобы я была ему благодарна.

Не знаю, как он это делал, — и, честно говоря, не хотела знать. Я говорила, что все еще оставалась собой? Да. Только немного другой. Если слово «немного» подходило для описания ментального аналога сдвига тектонических плит. Магия больше не казалась мне чужой. Напротив, она была здесь, вокруг, во мне, она всегда была рядом. Достаточно было только почувствовать ее, дать себе возможность услышать знакомый с детства голос. Поверить. Потому что магия, как и вера, иррациональна. Ее невозможно до конца разобрать на составляющие, и все формулы и ритуалы — просто мишура для тех, кто не может увидеть правду и поверить вопреки всему… Я нахмурилась, уловив в голове отголоски чужих мыслей.

«Отпусти», — шепнул тот же голос.

И забудь, ага. Никогда не умела. И не желала учиться, по крайней мере, до сегодняшней ночи, потому что сейчас невыносимо хотелось послушаться и…

«Просто поверь».

Тебе? Ни за что. Памятка себе на будущее: выяснить, какие существуют превентивные меры от демонов. Потому что будь я проклята, если позволю кому-то просто так копаться в моих мозгах.

«Не мне — миру».

Интересно, как это?

«Посмотри на него. На мир, а не на реальность».

А в чем разница? Память — я не знала, моя или его, — услужливо подсказала, что реальность — это консенсус, совокупность утверждений, в которую мы сообща соглашаемся верить, в то время как мир существует независимо от наших убеждений. Если кто-то от кого-то и зависит, то мы от него. Наверное, это все-таки были его мысли, мои воспоминания еще хранили такое неудобное определение, как «объективная реальность». Но я поняла, что он имел в виду. Потому что, когда он отнял ладонь… мир уже не был прежним.

— Твою мать! — только и могла сказать я.

— Я бы не рекомендовал вспоминать ее, — совершенно серьезно посоветовал Диз. — Даже не называя имени. А то с нее станется прийти… Ты как?

Плохо. Потому что если магия выглядела так… А я ведь даже наркотики никогда не пробовала: слишком ценила контроль над ситуацией. Измененные состояния сознания меня не привлекали. Привлекали или нет — теперь у меня, кажется, появилась возможность оценить все прелести наркотического трипа.

— Твою… — я замолчала.

Если Диз не горел желанием встречаться с ней, то я тем более. Но… Все было слишком ярко. Слишком громко. Слишком нелогично и невозможно. И мне ни в коем случае нельзя было продолжать об этом думать, если я хотела остаться в здравом уме.

Не давая себе времени на размышления, за воротник футболки я притянула демона к себе и поцеловала. Это была не благодарность — для нее я сейчас была слишком рассержена: уже второй раз за сегодняшнюю ночь кто-то шуровал в моей голове — кому такое понравится? И, по правде, слишком напугана продемонстрированным им трюком. Нет. Мне просто надо было на что-то отвлечься, чтобы не сойти с ума от мира, взорвавшегося у меня перед глазами тысячей красок и оттенков.

От неожиданности он не сразу отреагировал, а когда ответил, на удивление мягко и осторожно, я уже отстранялась. Поразительно, как мы с ним все время не совпадали: говорили о разном на разных языках, испытывали разные чувства по разным причинам, двигались в разном ритме и, боюсь, даже в разных направлениях…

— Знаешь, ты все-таки странная даже для человека, не то что для гени, — задумчиво прокомментировал он. — Бросаешься сломя голову на опасность и пугаешься, когда бояться нечего. Сердишься на помощь и целуешь, когда по-хорошему должна ударить. Я, наверно, тебя никогда не пойму.

Я бы рассмеялась, если бы у меня оставались душевные силы. Все это время я так думала о Дизе — но мне не приходило в голову, что он мог испытывать похожие трудности.

— Ты же различаешь намерения? Только не говори, что не ожидал этого.

— Сколько времени у тебя проходит между намерением и действием? Миллисекунда?

Но этот спор меня уже не интересовал.

— Значит, вот как вы видите мир…

Все было… одновременно. Я видела дерево: пробившийся сквозь землю зеленый росток и пепел, развеянный по ветру, кресло на веранде загородного дома и могучего исполина, пережившего не одну сотню лет. Диза, таким, каким увидела его в первые секунды у костра: слишком яркие зеленые глаза, белую со стальным серым оттенком кожу, еще больше заострившиеся черты; под привычным обликом немного нескладного, но крайне обаятельного компьютерщика рябью по раскаленному воздуху проступал второй, а за ним и сотни других. ГООУ: широкую реку с темным илистым дном, покрытым медью монет, и бескрайнюю пустыню, по которой до сих пор скитались заблудшие души, лес, в котором мы сейчас находились, КПП с усатым охранником, улыбавшимся мне на окраине Москвы, и покрытую гравием подъездную дорожку на другом конце света. Золото на своих руках, бесценный ихор, жизнь, которая уже была прожита и еще не началась, силу, которой хватило бы на сотню заклинаний: разрушение и созидание, уничтожение и творение, смерть и рождение… Я видела тысячи возможностей, и они все были моими. Теперь я понимала, почему вопрос, откуда берется огонь, казался таким глупым. Ниоткуда. Он всегда здесь — и его на самом деле нет, потому что существует только энергия, магия, принимающая самые различные формы. Воздух и есть огонь. И есть земля. И есть вода. И есть я… Мысленно я потянулась к магии — действительно разлитой этой ночью вокруг, Леонор не преувеличивала, — и улыбнулась, когда в сложенных пиалой ладонях заплескалось пламя.