Елена Филон - Лимб. Анафемные души

– Катари… – ясные зелёные глаза Шоу с печалью смотрят в мои.

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – качаю головой. – Так что…

– Нет, Катари! – Шоу хватает меня за руку. – Ты же знаешь: я с тобой до конца, что бы ни случилось, и какое решение ты бы не приняла в следующую секунду. Я лишь… я лишь хочу, чтобы ты ещё раз подумала над тем, что мы делаем. Есть ли в этом смысл?

– Смысл? – с горечью улыбаюсь, до боли в глазах глядя на восходящее солнце. – Я не знаю, если ли смысл, Шоу. Но точно знаю, что выбора у меня нет. Сектор крика – единственное место, в котором есть ответы… для меня. И я должна найти этот сектор. Потому что это всё, что мне остаётся. А для того, чтобы найти сектор крика мы должны попасть в Лютый город, а для того, чтобы попасть в Лютый город…

– Нам нужен проводник, – обречённо качает головой Шоу и вдруг повышает голос, взмахивая рукой в сторону пещер: – Ты же знаешь, что говорят кочевники! Пойди, спроси у них! Сектор крика – одно из самых опасных мест Лимба. Самая тёмная, страшная, разрушительной силы материя схоронена там! Ты ищешь спасение, но найдёшь там лишь свою смерть. Катари…

Печально, но с теплотой улыбаюсь Шоу:

– Боюсь, умереть ещё раз у меня не получится, дружище.

– Ты знаешь, о чём я! Если в секторе крика погибнешь, переродишься в одном из секторов и забудешь, всё что успела узнать об этом месте. Забудешь меня, всё забудешь! Начнёшь сначала всю эту дрянь… Если вообще переродишься.

– Шоу… – мягко опускаю ладонь ему на плечо и неутешительно качаю головой. – Я в любом случае погибну. А сектор крика – маленький, но шанс.

– Эй, путники! – со стороны пещер доносится крик одного из кочевников. – Выдвигаемся!

Шоу сжимает челюсти, так что желваки бегают по скулам и зло смотрит в сторону пещер.

– Мы не путники, – цедит сквозь зубы, а я поднимаюсь на ноги, отряхивая ладони от сырой земли. – Больше не могу слышать, как нас сравнивают с этими убийцами и вандалами.

– Мы – путники, Шоу, – проницательно глядя другу в глаза, отвечаю с нажимом. – Для всех и для каждого, кто спросит. Ясно? Мы – путники.

– Эй, ну чего застряли?! Куда свалили? Заговор планируете? Чего обсуждаете? Вам нужно вообще в Лютый город, или как?

– Нужно, – выкрикиваю в ответ кочевнику и принимаюсь подниматься по склону. – Только пасть захлопни.

– Что?

– Классная пушка, говорю.

Высокий, худой, но жилистый мужчина передёргивает ствол винтовки и кивает на запад:

– Туда идём.

Это наш временный проводник. Проводник, который ходит с огнестрелом – редкость, однако. Но сейчас всё чаще встречаются те, которые больше доверяют сохранность своей души оружию, нежели собственным мыслям и материализации. Нэгмуд называл таких жалкими; не проводниками, а дерьмом собачим. Однако сам Нэгмуд оказался ни чем не лучшим, когда оставил нас с Шоу посреди заброшенного сектора, а сам пошлёпал обратно в Подземный город.

Конечно, Нэгмунда в отличие от меня не изгоняли. Чего вообще с нами попёрся?..

– До окна в следующий сектор часов пять пути! – объявляет проводник, ни к кому конкретно не обращаясь. – Так что лучше пошевеливаться, если не хотим застрять в секторе фантомов, а сектор фантомов – следующий и нам полюбэ надо его сегодня пройти! Эй, путники, шевелим булками!

– А с каких пор проводник-наёмник у кочевников считается главным? – бурчу себе под нос, презренно пялясь в затылок проводника.

– А с тех, что нынче проводников на всех не напасёшься, странная девочка, – отвечает мне старый кочевник, щуря один глаз. Он как лошадь запряжён в передвижную платформу на колёсах с двумя вместительными клетками на борту нагруженными различным хламом, и с явным усердием тащит конструкцию за собой. Ноги вязнут в рыхлой земле после прошедшего дождя, тугие вены вздуваются на старой покрытой морщинами коже, а руки от верёвок стёсаны в кровь. Однако недовольным старик не выглядит – очень даже позитивным.

– Не говори с ним, – одёргивает меня Шоу, хватая за локоть. – Старик сбрендил.

– Что он имел в виду?

– Это не наше дело, Катари.

– Проводники дохнут, как мухи. Ха! – каркающее смеётся старый кочевник нам в спины, и я отмечаю отсутствие у него во рту доброй половины зубов. Что значит – умер он таким же невзрачным; заблудшие души навсегда остаются такими, какими были в момент смерти.

Все за исключением меня.

– Слыхал, чертовщина какая-то творится в южных секторах Лимба, – продолжает говорить старик, хрипло посмеиваясь. – О прокаженных слухи ходят, мол плодиться они начали, как саранча. Заблудших пожирают…