– Так, дуйте на канат теперь.
Только не это! По спортивному залу проносится рябь ужаса, а Макарыч закатывает глаза.
– Ой, всё инвалиды, хватит жаловаться, – он хмурит редкие брови и наклоняется, чтобы завязать шнурок. Резинка спортивных штанов разрезает толстый живот на две половины. – Нормативы есть нормативы. Надо их сдавать. А то вырастет из вас кисель, у которого силушки хватит только кнопки в телефонах тыкать.
Довольный своей шуткой, Макарыч радостно хрюкает. Для справки: никаких кнопок на телефоне давно уже нет.
Первыми на канат лезут ребята. Я за ними почти не слежу: вытираю потные ладони о коленки и придумываю трактат под названием «Тысяча и один способ избежать неизбежного». Что же делать…
– Давай, кисель!
Голос рядом с ухом звучит так громко, что я в испуге отшатываюсь. Сначала мне кажется, что Стас, парень с бородавкой, говорит это мне, но смотрит он на Егора. Тот хватается за канат, подтягивается вверх, дышит шумно, словно паровоз. И почти сразу соскальзывает вниз.
– Я думал, ты качок! – гогочет Стас. – Ха-ха-ха!
Егор багровеет от досады и бросает в нашу сторону полный злобы взгляд. Выглядит он не слишком-то хорошо: стоит, странно сгорбившись, и держится за бок. Ребята продолжают улюлюкать, и Егор снова хватается за канат. Напрягается так, что вены вздуваются на шее и висках. И всё равно поднимается не больше, чем на пару метров. Раздаётся свисток Макарыча:
– Следующий!
Егор спрыгивает на пол. Мальчишки со всех сторон атакуют его смешками, и на мгновение мне кажется, что он вот-вот набросится на них с кулаками. Оксана обнимает его и шепчет что-то утешительное, нежное, но Егор отталкивает её и тяжёлой походкой идёт к скамейкам. Он больно задевает меня плечом, явно нарываясь на ссору, но я даже не смотрю в его сторону. Чувствую, как он сверлит меня взглядом, но не реагирую.
– Тупая овца, – бормочет Егор. Он плюхается на скамейку и прикрывает глаза согнутой в локте рукой, словно его слепит солнце. Из-под рукава футболки выглядывает жуткий синяк: фиолетовый, с жёлтыми краями. Я почти ловлю за хвост какую-то важную мысль, но радостные крики меня отвлекают.
Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как ловко Андрей забирается вверх по канату. Мышцы на его плечах напрягаются, руки легко подтягивают тело выше, выше, к самому потолку!
– Следующий! – кричит Макарыч.
Андрей ловко скользит вниз, а, когда до пола остаётся метра полтора, вдруг отпускает канат и спрыгивает. Полёт длится всего-то секунду, но я всё равно успеваю представить крылья у него за спиной: только почему-то не птичьи, а такие, какие бывают у бабочек. С растрёпанными волосами, в футболке, пузырящейся за спиной, он кажется таким свободным и беззаботным!
С глухим стуком кроссовки Андрея приземляются на обшарпанный пол. Одноклассники встречают его аплодисментами, и даже Макарыч качает головой с улыбкой. Андрей шутливо раскланивается:
– Не толпитесь, народ! Кому автограф?
Лера почти выскакивает из шорт и восторженно верещит. Длинный блондинистый хвост за её спиной раскачивается из стороны в сторону, словно флаг на ветру. Такой, который втыкают в завоёванную территорию.
Звонок звенит как раз в тот момент, когда все мальчишки проходят «испытание канатом», а Макарыч снова берётся за свисток. Девочки облегченно выдыхают, и я вместе с ними. Становиться посмешищем второй раз за день – это точно выше моих сил.
– Инвалиды и тунеядцы, – горестно вздыхает Макарыч. Он просовывает руку под футболку и чешет живот. – Ладно, девчонки, в четверг начнём с вас.
Я сглатываю. Знаете, как это называется? Отсрочка перед казнью.
***
– Есть кто дома? – я бросаю связку ключей на тумбочку. Та приземляется рядом с подсохшей кожурой от мандарина и маминым кошельком, а я снимаю кеды, безжалостно сминая задники. Обувная анархия!
На звук моего голоса из комнаты приползает радостная Ксю. Я сажусь по-турецки прямо в коридоре и прижимаю сестрёнку к себе. Она вся – свет. Я впитываю его, словно у меня в руках маленькая батарейка, и растворяюсь в её простоте. Знаю, младенцы обычно отвратительны, но мне Ксю нравится. Понравилась с самого первого дня. Она очень мало кричала (или это я так крепко сплю?) и вообще доставляла нам с мамой минимум хлопот. Я подвешивала на её мобиль разноцветные лоскутки, и она могла часами рассматривать их, пока не уснёт.
– А-гву-у-у, – радуется Ксю, обдавая мою любимую толстовку Ниагарским водопадом слюней. Мама говорит, они перестанут литься таким неистовым потоком, как только у Ксю прорежутся оставшиеся зубы. Но я, если честно, даже не представляю её с сухим подбородком.
Читать дальше