Катерина Траум - Зачарованная кровь

В магнетических глазах чернотой искрится смех. Он льётся в задорной музыке, и народ начинает тихо прихлопывать в ритм, а я застываю, не понимая, откуда появляется дрожь. Потому что капли никуда не исчезают, ощущение катящейся по телу влаги не отпускает, более того, они превращаются в нити колких сверкающих искр пламени, скользящих по коже. По груди, по животу, медленно достигая шелкового белья, вызывая мурашки. Я кусаю губу, совершенно растерявшись. Пытаюсь сбросить эти ощущения, незаметно отряхивая платье, но понимаю, что я всё ещё в бальном зале у трона отца, сухая, как и каждый слушатель. Кажется, это всё происходит только со мной и вовсе не наяву. А ещё, кажется, граф прекрасно об этом знает: финальная, свистящая нота разносится торжественным эхом и рассыпается звёздами в моей голове. Тяжело дышать, но ещё тяжелей признать, как тревожно трепещет в груди нечто незнакомо-волнительное. Тягучее. Приятное…

– Превосходно, граф, чудесная музыка! – оглушительно взвизгивает и хлопает первой Глиенна, и это моментально меня отрезвляет: посторонних капель на теле больше нет, лишь отголоски и странно зачастивший пульс. – Что это за инструмент?

– Благодарю, миледи. Это фейнестрель, народный инструмент моего края, – криво улыбается Анвар уголком губ, на мгновение склонив голову. Волшебная флейта вновь прячется в его расшитом серебряными нитями рукаве.

– Как мило, что вы чтите традиции и учите своих детей музыке простого люда. – Отец поворачивает ко мне голову, и я без лишних слов понимаю, что от меня требуется реакция, но отчаянно теряюсь.

Что это, болотные духи, вообще было? Это точно не просто музыка.

– Спасибо, граф, – глухо и растерянно выдавливаю я, прилагая все усилия, чтобы не смотреть на его лицо. Почему-то есть ощущение, что найду в прозрачности глаз веселье победителя. Только не понимаю, в какой игре.

– Рад, что вам понравилось, Ваше Высочество. Не окажете ли честь выпить со мной ваших столичных вин? В Манчтурии несколько другие напитки. И нравы.

– Безусловно, Виола будет рада проявить гостеприимство, – с непреклонным нажимом отвечает за меня отец, и приходится покорно подойти к графу. Ноги невозможно тяжёлые, словно впрямь полдня провела в седле.

Анвар поворачивается и подставляет мне согнутый локоть, и вариантов нет, кроме как принять жест. Прокатившая по позвонкам дрожь становится чётче. В носу ещё свербит от запаха травы и петрикора.

– Прекрасно выглядите, миледи. – Я почти и не слышу этого дежурного комплимента за стуком крови в висках, зато от короткого шёпота по шее пробегают мурашки: – Но с бабочкой было лучше.

Терпкий аромат чернослива, горько-сладкое ягодное послевкусие на языке. Глоток вина удивительным образом приводит в чувство, и я удобнее устраиваюсь на диванчике в приватном углу, пока граф Эгертон занимает кресло напротив, наполнив свой бокал. Он двигается завораживающе лениво, будто даёт мне лучше себя рассмотреть, но я и без того вижу руки и плечи бойца под строгим сюртуком, напоминающим военный китель. Уверена, что и он Анвару не чужд. Обычно в этом уголку я провожу все балы, в компании Маисы или лорда Белларского – уютно отгороженном от остального зала вазонами и канделябрами, с небольшим круглым столиком для напитков и хоть какой-то возможностью представить, что на макушку не направлены десятки взглядов.

– Признаюсь, я вам благодарна, – неожиданно для меня самой вырываются слова, которые спешно заглушаю новым глотком. Это точно была не я, а какая-то слепая пульсация в кончиках пальцев, не покидающее грудь волнение.

– Так понравилась музыка?

– Не за музыку. За то, что не потащили меня танцевать.

С тяжёлым вздохом кошусь на пары в центре зала, кружащих вальс под светом переливающихся в хрустале огней от люстр. Невольно поджимаю ноги, что вряд ли заметно под длинным подолом. Непременно попрошу Маису сжечь эти туфли.

Анвар хрипло усмехается и закидывает ногу на ногу, с сомнением глядя на вино в своём бокале. Приподняв его повыше, рассматривает лиловую жидкость на свет и только после этого подносит к губам. Вблизи его рука выглядит ещё более пугающе, кожа на ней отталкивающе бугрится. Ближе к запястью выглядит расплавленной и кажется, слишком далеко на предплечье рана не заходила. Некстати вспоминаю, как эти же узкие губы несколько минут назад касались фейнестреля, выдувая незнакомые будоражащие кровь ноты. От нервов мокнут ладони. Со мной явно что-то не так. Обычно такой невозможно живой я могу себя чувствовать только после хорошей тренировки с Эдселем, когда нагрузка разгоняет заледеневшую в жилах кровь.