Олария Тойе - Один день Миры

Линар вытряхнул рюкзак, взял одно из платьев матери и протянул ей:

– Переодевайся, я сказал.

– Не буду! – отрезала девушка.

Он потерял самообладание и дернул вверх ее блузку, намереваясь снять. Девушка резко оттолкнула его. Линар разозлился и схватил ее за талию. Мира отбивалась, смешно, по-девчачьи, била его кулаками, пиналась. Линара рассмешило это жалкое сопротивление. Внезапно он прижал ее сильнее и поцеловал. Мира затихла, обняла его и ответила на поцелуй. Линар тут же пришел в себя и отстранился. Поднял платье с земли.

– Переоденься, – сказал он, сунув его в руки девушки и не глядя на нее, ушел за деревья.

Мира ошарашенно смотрела ему вслед. Убедившись, что он, действительно, не подглядывает, начала снимать мокрую одежду.

Линар долго не возвращался. Он бродил по округе, пытаясь понять, почему поцеловал девушку, но ответа не находил и от этого злился еще больше.

Мира уже успела сварить суп. Костер догорал, она развесила брюки и блузку над горячими углями. Сзади треснула ветка, Пират заскулил. Линар быстро подошел и бросил ее одежду в огонь.

– Что ты делаешь?! – кинулась она вытаскивать тлеющие вещи.

– Сядь, – приказал Линар. – Все иномирянское надо сжечь. Или ты хочешь повторить судьбу своего друга?

Мира покачала головой.

– От плаща тоже лучше избавиться. Никто не должен догадаться, что ты и есть та самая иномирянская … – ругательство, уже готовое вырваться, он все же не произнес. – Быстро едим и уходим, надо двигаться дальше.

Обедали молча. Линар краем глаза заметил, что половину своей порции Мира тайком скормила псу, но ничего не сказал. Продолжать выяснять отношения ему больше не хотелось. Пусть голодает, если такая дура.

Больше привалов не делали и не разговаривали. Линар шел впереди, девушка и пес не отставали. Сгущались сумерки. Плотно растущие молодые деревья сменил кустарник, и впереди показалась небольшая полянка.

– Заночуем тут, – резко остановившись, сказал Линар. – Скоро стемнеет, лучше приготовить еду сейчас, я не хотел бы, чтобы кто-то в темноте заметил костер.

Мира кивнула и принялась копаться в рюкзаке. Она разложила одеяло между деревьями, сверху растянула прозрачную ткань и взяла в руки тот самый некрасивый браслет, удививший Линара.

– Помоги, пожалуйста, – попросила она. – Подержи тут.

Он с любопытством наблюдал, как Мира натягивает ткань между деревьев, и чуть не вскрикнул от удивления, когда девушка оторвала от браслета тонкую ленту и скрепила ею концы ткани. В результате ее стараний получилось жалкое подобие шатра. Заметив недоуменный взгляд Линара, Мира пояснила:

– Полиэтилен. Хорошо, что водостойкий скотч в этот раз не забыла. Утром от росы защитит, и если дождь вдруг…

Линар кивнул. Из всего сказанного он понял только то, что иномиряне используют эти предметы во время сна под открытыми небом Ну, хоть какая-то польза от этой… жены.

На крошечном костре они разогрели содержимое жестяных банок. На этот раз Мира, не таясь, выложила еду для Пирата на большой лист лопуха. Линар осуждающе зыркнул на девушку, но снова промолчал. Он устал, и ему было лень тратить силы, чтобы что-то доказывать. Будет еще время научить ее послушанию. К тому же, еда оказалась совсем не вкусная – какая-то переваренная каша непонятно с чем. Такое даже слугам никто не решился бы предложить. Мерзость!

Быстро поужинав, они потушили костер и забрались под прозрачный полог. От того, что пришлось лечь рядом, оба чувствовали неловкость.

Укрытие не особо защищало от ночной прохлады. После недолгой внутренней борьбы Линар вздохнул и обнял Миру.

– Так будет теплее, – сухо пояснил он.

– Угу, – смущенно согласилась она.

Утро встретило Линара веселым щебетом птиц. Мира уже проснулась. Сквозь прозрачную ткань (поли… как там его?) виднелся ее силуэт. Девушка негромко смеялась, играя с собакой. Псу игра нравилась – он с удовольствием носился за брошенной ею палкой и раз за разом приносил ее обратно.

– Пиратик, умничка ты мой, какой же ты замечательный! – ворковала Мира и гладила собаку то за ушами, то по бокам.

«Интересно, – подумал Линар, – они все там такие ненормальные, по лесам носятся, с собаками разговаривают, или только моя иномирянка такая?»

От этой мысли ему стало не по себе. Фраза «моя иномирянка» раскачивалась в голове, словно маятник. На слове «моя» вдруг становилось невообразимо тепло внутри и хотелось улыбаться, но, стоило появиться слову «иномирянка», как его пронзала ненависть. Мысль все качалась и качалась из стороны в сторону, не желая останавливаться. Видимо, потому что между «моя» и «иномирянка» золотой середины быть не может.