Илона Эндрюс - Дикий огонь

Бернард, старший из наших двух кузенов, сидел рядом с Каталиной. Выше шести футов, с плечами, осложнявшими проход в узкие двери, Берн был сложен так, словно зарабатывал на жизнь вышибалой. Он занимался борьбой в старшей школе и продолжал ходить на дзюдо несколько раз в неделю, поясняя, что так он компенсирует долгие часы, проведенные за написанием компьютерного кода. Когда он был ребёнком, его волосы были цвета соломы и вились. Теперь все кудряшки исчезли. Его волосы стали темно-пшеничными, коротко стриженными и взлохмаченными.

Его брат Леон был полной противоположностью. Худощавый, темноволосый и шустрый, Леон чередовал сарказм с восторгом и беспросветной мрачностью так же быстро, как и его шестнадцатилетнее тело производило гормоны. Он боготворил своего брата, а себя считал пустышкой без способностей к магии. Я знала, что это не так, и изо всех сил старалась держать это знание при себе, потому что для магического таланта Леона была лишь одна работа, которую никто из нас не мог ему пожелать. Сейчас только Баг (эксперт Рогана по наблюдению), моя мать и я знали, на что он способен. Единственная причина, по которой я рассказала маме об этом, было то, что его талант рано или поздно проявит себя, и если меня не окажется рядом, кому-то другому придётся с ним справится. Рано или поздно мне придётся рассказать Леону.

Мама сидела на противоположном конце стола. В прошлом она была солдатом, но время, проведённое в плену, оставило её с неизлечимой хромотой. Сейчас она была полнее, её каштановые волосы были заплетены в косу и заколоты на затылке. У неё были такие же карие глаза, как и у меня. Во время болезни папы и после его смерти, мама удерживала нас всех вместе. Только сейчас я начинала понимать, сколь многого ей это стоило.

Рядом с мамой сидела бабуля Фрида. Одно из моих ранних воспоминаний — как я играю на полу гаража с маленькими модельками машин, а бабуля Фрида, ещё со светлыми прядями в волосах, мурлычет себе песню под нос, работая над огромной машиной. Большинству людей запах машинного масла и резины напоминает о механике. Мне он напоминает о бабушке.

Семья.

Я любила их всех так сильно, что готова была пойти на что угодно ради их безопасности. Это будет Рождество, которое мы никогда не забудем.

— Виктория Тремейн знает, кто мы такие, — сказала я.

Слова прозвучали, словно гром в ясном небе. Арабелла побледнела. Каталина закусила губу. Берн весь напрягся. Ничего не понявший Леон нахмурился, увидев встревоженные лица остальных. Никто не проронил ни слова.

Мой талант правдоискателя был большой редкостью — в Соединённых Штатах было всего три Дома правдоискателей. Дом Тремейн был наименьшим и самым опасным. В нем был лишь один человек — Виктория Тремейн. И она шла за нами.

— Ты точно в этом уверена? — наконец, спросила мама.

— Она пыталась выкупить нашу закладную.

Мама выругалась.

— Я думал, наша закладная принадлежит Дому Монтгомери, — сказал Леон.

— Дому Монтгомери принадлежит закладная на наш бизнес, — терпеливо пояснил Бернард. — Закладная на наш склад находилась у частного банка, пока Роган её не выкупил.

— Чтобы все были в курсе, — поспешила я, пока они не подняли переполох, — папа был единственным ребёнком Виктории. Он родился без магии и за это она его ненавидела. Окончив школу, папа сбежал, повстречал маму и жил тихо, поэтому ей не удалось его найти. Но теперь она знает. Она единственный член своей семьи и, как только она умрёт, Дом Тремейн умрёт вместе с ней.

— Почему я этого не знаю? — спросил Леон. — Я, что, единственный, кто этого не знал? Вы все знали и не рассказали мне?

Я подняла руку.

— Дело в том, что Виктория Тремейн отчаянно в нас нуждается. Она единственная живая Превосходная в своём Доме.

— Дом для неё все, — тихо сказал Берн. — Вы с девочками нужны ей, чтобы квалифицироваться как Превосходные и продолжить жизнь её Дома.

— Вопрос! — воскликнул Леон. — Если она единственная Превосходная, то как она всё ещё может считаться Домом?

— Каждый раз, когда регистрируется новый Превосходный, Бюро регистрации проверяет, есть ли в семье два Превосходных, — пояснила Каталина. — Если в ней есть два живых Превосходных, семья остаётся Домом. Они не лишают семью статуса, пока из жизни не уйдёт последний Превосходный, прошедший последнюю сертификацию.

Сестра не поленилась поискать информацию о Домах.

— Вы знаете, что я могу делать, — сказала я.

А делать я могла очень много чего. Распознавание лжи было наименьшим из моих талантов. Я могла расколоть человеческий разум, будто орех, и вытащить оттуда любые необходимые мне сведения. При этом, мне не обязательно было оставлять этот разум неповреждённым.