Кассандра Клэр - Каждая изысканная вещь

— Я тебя так понимаю, — прошептала она братику.

Он беззубо улыбнулся ей и вытянул пухлую ручонку. Она протянула ему свою руку, и он ухватил ее за палец.

Мать вернулась спустя несколько минут, неся небольшую голубую коробочку.

— Знаешь ли ты, — начала она, подливая себе в чашку чай, — что мои родители не желали мне доли Сумеречного охотника. Ведь они уехали подальше от Конклава, а твой дядя Уилл…

— Я в курсе, — перебила Анна. Габриэль тепло посмотрел на жену.

— Но я была Сумеречным охотником, понимала это даже, когда мне было всего пятнадцать. Чувствовала это в своей крови. Глупые люди часто говорят то, чего не понимают, но мы всегда знаем, кто мы на самом деле, глубоко в душе.

Она поставила коробочку на стол и подтолкнула ее к дочери.

— Надеюсь, тебе понравится, — сказала мать.

Внутри лежало ожерелье с мерцающим красным камнем. Сзади на нем была гравировка на латыни.

— Оно защитит тебя, — произнесла Сесили. — Ты знаешь, как оно работает.

— Оно чувствует приближение демонов, — в изумлении проговорила Анна. Мать надевала ожерелье почти всяких раз, как отправлялась в бой. Хотя с появлением Александра это происходило все реже.

— Оно не убережет твое сердце, зато поможет защитить остальные части тела, — заявила мать. — Оно передается из поколения в поколение и должно быть твоим по праву.

Анна сдержала наворачивающиеся на глаза слезы.

Она вынула ожерелье и застегнула на шее. Девушка стояла и смотрела на свое отражение в зеркале над камином, а привлекательное отражение смотрело на нее. Ожерелье не казалось лишним, и шло ей, как и короткая стрижка. «Я не должна быть чем-то одним», — подумала Анна. — «Я могу выбирать то, что подходит мне, если оно на самом деле к лицу. Брюки и жилет не делают меня мужчиной, так же как ожерелье не делает меня женщиной. Просто сейчас эти предметы придают мне уверенности, ощущение собственной красоты и силы. Я такая, какой хочу быть. Я — Сумеречный охотник, который облачен в великолепный костюм и носит легендарную подвеску».

Она посмотрела на отражение матери в зеркале.

— Ты была права, — сказала девушка ей. — Мне действительно очень идет красное.

Габриэль издал тихий смешок, но Сесили лишь улыбнулась в ответ.

— Я всегда тебя понимала, моя дорогая, — проговорила матушка. — Ты — драгоценность моего сердца, мой первенец. Моя Анна.

Анна снова вспомнила всю боль, которую вынесла в этот день: будто ей вскрыли грудную клетку и обнажили сердце. Но теперь ее мать словно нарисовала исцеляющую руну, и рана затянулась. Шрам остался, но она снова была здоровой.

Принятие своей сущности было сродни повторному нанесению первой Руны. Она — Анна Лайтвуд.