Кристин Бейли - Наследие заводного ключа

Огонь ярко вспыхнул, и я отскочила назад, пятясь к корыту, но Агнес меня опередила.

— Подожди! — я протянула руку, чтобы остановить её. Затем я прикусила язык, когда она повернулась и уселась на корыто как здоровенная жаба-бык на неудобную поганку.

— Ого, да ты обнаглела. Будь осторожна, девочка, ты же не хочешь потерять эту работу, а я твой начальник. Я не должна дожидаться своего чая.

— Да, миссис, — я склонила голову, чувствуя прилив жара к лицу. Я старалась выглядеть покорной, но внутри чувствовала облегчение, и щекотка нелепого смеха едва не душила меня.

Она села прямо на них.

Как мне вообще вытащить их из-под её огромной…

— Слава тебе, Господи, сегодня день рынка, — заявила Агнес, схватив ведро и начиная чистить картошку.

— Действительно, — я кашлянула. Ребра сдавило желанием расхохотаться, мне тяжело было дышать. Как хорошо иметь секрет. И секрет определённо в безопасности под объёмными юбками Агнес.

Я месяцами не чувствовала себя такой живой.

Миссис Пратт ворвалась в дверь и промаршировала по кухне как важный бифитер [2] Бифитеры — неофициальное название церемониальных стражей лондонского Тауэра. . Все, чего ей не хватало — тюдоровской шляпы, алебарды и какого-нибудь бедного узника, чтобы охранять его в Тауэре.

Не будь я осторожной, этим несчастным узником могла оказаться я сама.

— Я отправляюсь к мяснику, — заявила она. — У нас недостаточно мяса для рагу.

Это оказалось последней каплей. Я подавилась, а затем стала кашлять, пока слезы не потекли из глаз. Я чувствовала, что если в ближайшее время не выберусь отсюда, то расхохочусь.

— Господи, Мег. С тобой все в порядке? — спросила миссис Пратт.

Я шмыгнула носом, затем задержала дыхание.

— Вполне, — выдавила я.

Она сморщила нос, глядя на Агнес.

— Позаботься, чтобы все было в порядке к тому времени, как я вернусь.

Агнес кивнула. Как только миссис Пратт с топотом поднялась по лестнице, Агнес повернулась ко мне.

— Я выйду ненадолго, если не возражаешь. Придерживайся обычной рутины, хорошо?

— Да, миссис, — я не могла в это поверить. Свобода так близко. Я смогу вернуть рубашки этим утром.

Дрожа от волнения, я дожидалась, когда Агнес покинет своё место на корыте. Я понятия не имела, что она задумала, но наслаждалась мыслью, что не я одна желала ненадолго сбежать.

Когда после ухода Агнес прошло более получаса, я собрала заштопанные и постиранные рубашки и выскочила на лестницу, едва не поскользнувшись на льду.

Солнце светило ярко, настолько ярко, что я ничего не видела, но его поцелуй ощущался тёплым и доброжелательным — знак, что возможно, зима будет длиться не вечно.

Осторожно ступая в следы тех, кто ходил к каретнику и обратно, я прошла через заснеженный сад. Сосульки под крышей истекали капелью, сверкая на солнце и доходя до вьющихся ветвей дремлющего плюща, который цеплялся за камень. Они сияли серебристым, как и мои часы, лёд ловил свет и превращал его во что-то чарующее.

Я толкнула тяжёлую дверь теперь уже с меньшим трудом, когда не приходилось сражаться с ветром. В укромном каретнике раздавался тихий ритмичный звук трения щёткой, а по воздуху витала успокаивающая мелодия. Она доносилась из стойл в дальнем конце.

Некоторое время я слушала чистый голос конюха. Мелодия была грустной, в той западающей в душу одинокой манере, которая заставляет все вокруг притихнуть и слушать. Я не понимала странного языка, на котором он пел. Но мне и не нужно было.

Я не могла попусту тратить время. Агнес или миссис Пратт могли вернуться в любую минуту.

Мне нужно оставить рубашки и вернуться в дом. Ещё одна ссора с угрюмым конюхом могла разрушить тот прогресс, которого я добилась в нашем негласном соглашении.

Но я не могла бросить рубашки где попало. Миссис Пратт может увидеть их, когда вернётся с повозкой. Прикусив губу, я прошла дальше в каретник.

Добравшись до угла, отделявшего конюшню от основного помещения каретника, я помедлила, выглядывая из-за потёртого камня.

Огромные руки конюха заботливо и ласково скользили по шее старого сургучно-коричневого мерина. Сердце гулко заколотилось в груди, пока я смотрела, как сонный конь поднимает заднее копыто от чистого удовольствия. В этот раз конюх хотя бы был одет прилично, пусть и в выцветший коричневый жилет, а рукава рубашки были закатаны до локтей.

— Любишь подкрадываться, да? — заявил конюх, не поднимая взгляда.

— Если это мой самый большой недостаток, то едва ли я худший грешник в этом доме, — я подняла подбородок, решительно настроенная не дать ему превзойти меня в этот раз.