Кристин Бейли - Наследие заводного ключа

— Семь лет? И ты никогда не интересовалась…

Она села ровно, нахмурив брови:

— Я сказала, не бери в голову!

— Это безумие, — я вернулась к огню.

— Да, безумие наших хозяев, так что мы должны его выполнять. Возвращайся к работе. Я оставлю тебе чая.

Смирившись с неизбежным, я отломила кусок чёрствого хлеба от остатков вчерашней буханки и занялась работой. Почистить решётки, развести огонь, убрать нагар со свечей, раздвинуть шторы, смахнуть пыль, смахнуть пыль, смахнуть пыль, полировать, полировать, полировать. Снова и снова.

Позднее тем же утром я каким-то образом оказалась в кабинете. Я распахнула ставни и раздвинула тяжёлые бархатные шторы, впуская холодный свет в безжизненную комнату. Огромные хлопья метели ранней весны падали за завитками инея на стёклах. Остатки суровой и угрюмой зимы укрыли мир белым одеялом.

Я наблюдала за тихим снегопадом, гадая, вдруг счастье и свет просто покинули Англию. Королева Виктория носила траур после смерти принца Альберта. Она уже не была той королевой, которой я помнила с детства. Раньше она была твёрдой, царственной. Во времена её правления все в мире оставалось правильным и устойчивым. А сейчас она тоже ушла, спряталась. Я не знала, вернётся ли она когда-нибудь. Почему-то мне казалось, что даже если она вернётся, все будет уже иначе.

Время предположительно исцеляет все раны, но что делать, когда время остановилось? Моя жизнь встала как вкопанная, не успев начаться.

Выхода просто не существовало. Мне оставался всего месяц до шестнадцатилетия, и я могла выйти замуж, но за кого? У меня не было ни средств, ни возможности покинуть дом. Даже если бы я сделала это, я теперь горничная. За кого мне выходить замуж? За слугу?

Меня воспитывали лучшим образом. До пожара я готовилась к представлению в светском обществе. Теперь ни один мужчина из моего истинного класса даже не посмотрит на меня.

Все моё образование, таланты оказались впустую. Я умела читать и писать на немецком и французском благодаря маме-швейцарке. У меня были способности к фортепьяно и хорошая память на числа благодаря моему отцу, который, казалось, наслаждался, обучая меня замысловатой сути вычислений. Теперь мои варианты ограничены. Я даже не могла найти работу получше. Никто не даст мне рекомендаций. Поскольку мой работодатель не показывался уже семь лет, я сомневалась, что кто-нибудь вообще когда-нибудь появится.

Побег был невозможен. Куда бы я пошла? Однажды я стану молчаливой и суровой как мистер Тиббс, пьяной и раздражённой как Агнес, или просто начну на всех рычать.

Я подозревала, что миссис Пратт поддерживала своё жёсткое расписание только для того, чтобы не признаваться в собственной бесполезности. Возможно, барон зачах и умер в какой-то из верхних комнат, и миссис Пратт скрывает эту трагедию, чтобы сохранить смысл своего существования.

С другой стороны, невозможно скрыть страх, застывавший в её глазах при каждом упоминании нашего работодателя.

Её голос просочился в мои мысли.

«Он наблюдает».

Беспокойное чувство пробежалось по моим плечам, и я подняла взгляд, заметив резного деревянного ангела на стыке карнизов. У него были зеркальные черные глаза, как и у львов на воротах. Я не знаю, почему так пристально уставилась на него. Не начнёт же статуэтка танцевать передо мной вальс. Её невинное выражение не менялось. Мне нужно было знать, что все может измениться.

Мне это нужно было как воздух.

Позволив взгляду опуститься, я пошла к узорчатым часам, стоявшим в центре каминной полки. Свет раннего весеннего солнца поблёскивал на хрустальном циферблате.

Их стрелки давно остановились, и весь дом застыл во времени, когда маятник остановился. Мне хотелось вскрыть часы, как-нибудь завести их, но я ещё не нашла способа вернуть их к жизни.

Что-то в моей жизни должно измениться, но имелась лишь одна вещь, которую я могла назвать своей. Я прижала руку к нагруднику, чувствуя, как разбитые часы прижимались к сердцу, пока я молча уходила из комнаты.

***

Тем вечером я сидела за столом, вытирая и складывая посуду и размышляя о моих сломанных часах, пока Агнес в раскоряку ходила по кухне, как гусь с артритом. Пряди её темно-серых волос выглядывали из-под поношенного чепчика, пока она убирала кухню к вечеру.

— Тебе понравилась говядина? — спросила она, выравнивая полки.

— Кажется, я никогда прежде не ела ничего подобного, — поддразнила я.

Агнес загоготала:

— Это моё фирменное блюдо.