Светлана Шавлюк - Школа ведьмовства №13. Сладкий запах проклятия [CИ]

Шепот. Шелест. Шорох. Голые ступни утопают в тумане. Холодном. Невесомом. Непроницаемом. Он всюду. И лишь узкая тёмная тропа разрывает это плотное полотно. В царящей серости даже странные грибы на тонкой извивающейся ножке, растущие по краям тропинки, кажутся туманными. Но они светятся. Подмигивают. Зовут. Уводят дальше, вперед, в неизвестность.

Промозглый холод пробирает до костей. Обнимаю себя за плечи в жалкой попытке согреться. Кажется, туман проник в самую душу. Страшно. Оглядываюсь, но ничего не вижу. Дрожь пробивает не то от холода, не то от ужаса. Передергиваю плечами, отгоняя страхи. Или все же холод? Мгновение и на плечи опустилась шаль. Серая. Словно из того же тумана сотканная. Но нет, бабушкина. Ее запах — трав, выпечки, светлого деревянного дома. Лета и солнца. Стянула мягкие края, окунаясь в теплые воспоминания из детства. И, словно наяву, увидела добрую любящую улыбку бабули, лучики морщинок, почувствовала прикосновение сухих горячих рук, окунулась в светлые, почти прозрачные, голубые глаза. И туман вокруг, будто под напором добрых воспоминаний, стал рассеиваться. Лучи солнца прорезали непроницаемое полотно, освещая густой лес.

Странный сон. Очень странный. И такой реалистичный. Но я побуду здесь еще. Ради нескольких минут с бабушкой. Ради этих ощущений. И шепота, который доносит горькое 'прости'. Ее голосом. Не понимаю. Но не могу обернуться. Ноги несут вперед. И свет становится ярче. Он заливает все вокруг. Слепит. Жмурюсь в глупой попытке рассмотреть хоть что-то. Прикрываю глаза рукой на манер козырька и чувствую… Странное. Словно из холодных глубин вынырнула на теплую поверхность. Проснулась внезапно. Вроде бы…

Солнце, висящее в высоком голубом небе, согревает макушку, птицы щебечут, пчелы жужжат, пахнет… летом. Голые пятки щекочет сочная травка, а пальцы рук утопают в пухе бабушкиной шали. Нахмурилась и приоткрыла глаза. Происходящее нравилось мне все меньше. Бабушкину шаль я так и не смогла найти после похорон, но вот же, держу ее. Бред! Сплю, наверное, еще!

С тихим стуком под ноги упала книжка в деревянном, украшенном выжженным узором, переплете. Не узнать ее я не могла. Знала каждый завиток, каждую черточку витого узора. Тем удивительней стало увидеть книгу здесь. Сердце подскочило к горлу, когда я коснулась этой кладези знаний, в сторону которой до сих пор не смела даже смотреть. Бабушка была очень мягкой и доброй, но однажды увидев меня у этой раскрытой своеобразной тетради, строго-настрого запретила к ней приближаться. И ослушаться суровую в тот момент бабушку, я боялась до самой ее смерти. А уж после, книжка, как и шаль, просто исчезла.

Осторожно, как величайшую ценность, подняла фолиант с травы, смахнула несуществующую пыль и прижала книгу к груди. Сердце дрогнуло. Рана от потери любимой бабушки еще не затянулась, в груди заныло с новой силой, на глаза набежали слезы.

— Че стоим? Проход загораживаем?

Я встрепенулась от раздраженного возгласа. И, как горная козочка подпрыгнув, развернулась к воинственно подбоченившейся женщине. Она одарила меня внимательным хмурым взглядом и раздраженно поджала губы. Незнакомка стояла неподалеку от меня. Она поправила съехавшую косынку, смешно сдула выбившуюся из-под белой ткани прядь и вновь посмотрела на меня волком.

— Э-э, извините, — отступила, настороженно приглядываясь к незнакомке.

Дородная женщина, чьи темные с проседью, будто пеплом присыпанные, волосы выглядывали из-под косынки, подхватила с земли большую плетеную корзину, накрытую белой тряпочкой, подозрительно покосилась и прошла мимо меня, к приветливо распахнутой калитке.

— Извините, уважаемая, — окликнула ее, еще не до конца решив, зачем это сделала. — Э-эм, а что это за место?

Брови моей собеседницы сошлись на переносице. Она, эта немного странноватая мадам в расшитом ярким узором передничке, снова оглядела меня своими льдисто-голубыми глазами, что-то пошептала себе под нос и вскинула пронзительный, неприветливый взгляд.

— Чужачка!? — ни то спросила, ни то констатировала она. Прищурилась, тихо и зло выплюнула, — от вас одни беды. — И уже гораздо громче, командным тоном велела: — коли с добрыми намерениями, так не стой столбом, проходи, — важно выпятила грудь, — а коли, мысли дурные, — она прищурилась, словно уже наяву видела их, мысли мои, которые показались ей явно дурными, — возвращайся туда, откуда пришла!