Дура… Поверила, что он в меня влюбился. Кровавый генерал Оллин Шелтер, блистательный кавалер и офицер, который не стесняется спать с женой Магистра, потому что она может продвинуть его по карьерной лестнице. Свободный мужчина, владеющий домами, землями, огромными деньгами. Национальный герой. И пусть его происхождение сомнительно, кто теперь посмеет его им попрекнуть? За ним выстраиваются очереди красивых, молодых, состоятельных невест, чьи руки не знали холодной воды и тяжелой работы, а потому кожа их гладка как тот шелк, из которого сшита моя ночная сорочка. А я решила, что он влюбится в рабыню? Что он пойдет против общества, рискнет карьерой и своим положением, чтобы я смогла быть рядом с ним честной женщиной? Какая же дура…
Я была уверена, что вот-вот разревусь, но слез не было. Я лишь сидела, ссутулив плечи, глядя прямо перед собой и ничего не видя, ласкаемая ветром, но задыхающаяся, как будто вокруг меня совсем не осталось воздуха.
Сколько времени прошло, сказать сложно. Вечер был теплым, поэтому я даже не могла замерзнуть. Из ступора меня вырвал голос генерала:
– Вот ты где.
Я вздрогнула от звука его голоса, от мягких ноток, которые в нем прозвучали. От надменного холода не осталось и следа, но теперь я уже не обманывалась льстивыми интонациями.
Шелтер опустился на корточки передо мной, пытаясь заглянуть в лицо, протянул руки к моим, но я резко отпрянула, оттолкнувшись ногами от пола, отодвинулась вместе с легким креслом.
– Не трогайте меня, – процедила сквозь стиснутые зубы. Челюсти сводило от напряжения. – Вы мерзавец, генерал Шелтер.
Его рука замерла в воздухе, так и не коснувшись меня, и он убрал ее.
– Неожиданно. И что же тебя заставило прийти к такому выводу?
О, снова этот бесстрастный тон, как будто внутри него нет даже крошечной искры эмоций или чувств. Впрочем, наверное, так и есть. Весь тот скрытый огонь, вероятно, тоже был игрой. Тонкой и безжалостной.
Я посмотрела на него исподлобья, только сейчас понимая, что слезы все-таки застилают глаза: лицо генерала было размыто.
– И вы еще спрашиваете?
– Милая, если тебя задело, что я не бросился вырывать тебя из его рук, то хочу тебе напомнить…
– Да я уж и без ваших напоминаний все вспомнила!
Челюсти наконец разомкнулись, и слова выплеснулись вместе с переполнившей меня болью. И дальше полились уже неостановимым потоком:
– Вспомнила о том, кто я на самом деле. Даже не человек. Просто игрушка, безвольная кукла. Вы играли со мной, как сытый кот с бестолковой мышью. Хорошее развлечение на время отпуска между делами, борделями и влиятельными любовницами. Доверчивая дурочка, что уверовала в нежного и заботливого покровителя, рыцаря, спасшего ее от бесчестия. Ради чего? Лишь ради того, чтобы постепенно приручить, заставить отдаться самой со страстью и готовностью, с всепоглощающим желанием угодить, с… – я хотела сказать «с любовью и доверием», но вовремя осеклась. Вот только таких стыдных признаний не хватало. – Вы вероломный негодяй и двуличный лживый… мерзавец!
От захлестнувшей меня волны горечи и обиды я позабыла все ругательства, которыми порой так щедро сыпал отец, а потому начала повторяться, но мне было все равно. Слова лишь немного стравливали боль, раздирающую изнутри, но давали надежду, что пока я говорю, меня не разорвет от нее.
– Действительно, вот же я скотина, – снова очень ровным, безэмоциональным голосом произнес Шелтер, глядя на меня почерневшими глазами. – Сделал все, что от меня зависело, чтобы тебе было хорошо со мной. А надо было просто швырнуть на кровать, раздвинуть тебе ноги и взять пару раз, не обращая внимания на слезы, крики и мольбы. Так, что ли, Мира?
– Так по крайней мере было бы честнее! – огрызнулась я. – У меня не возникло бы иллюзий на ваш счет.
– Иллюзий? Так ведь все было бы честно: я соблазняю, ты соблазняешься, мы доставляем удовольствие друг другу. Ты бы жила здесь, не зная бед и нужды. Я бы приезжал два или три раза в год, не слишком обременяя тебя своим обществом. В твоем положении это далеко не самый плохой вариант. Или чего ты ждала? Предложения руки и сердца? Венчания в храме? Надо как-то реально смотреть на ситуацию, милая.
Его слова жалили хуже отцовского ремня. Каждое – обидный, болезненный удар, убивающий что-то важное внутри. Я потянулась ладонями к ушам, закрывая их, не желая больше слушать ровный холодный голос.
– Лучше бы вы оставили меня в коллекции, – пробормотала тихо и устало, чувствуя, как в груди все сковывает льдом. – Я ненавижу вас, генерал Шелтер.
Читать дальше