Аркадия Ночка - Академия альфачей, или Всем лечь на лопатки!

‒ Спокойно. Чего ты раньше времени волнуешься? Ты же недавно только первого своего родила.

‒ Это стресс.

Прямо вижу, как Оля на той стороне старательно выжимает из себя слезинку.

‒ Посидеть с бобренком?

‒ Ути моя радость! ‒ восклицает добившаяся своей цели подруга. ‒ Да я ж тебя чмокну при встрече! Благодаря тебе мы с моим наконец-то в киношку завалимся.

‒ Могла бы просто попросить посидеть с ребенком, ‒ хмыкаю я. ‒ А не кошмары мне тут свои на полчаса расписывать.

‒ Так к тебе, Лютик, просто так не подвалить. Занятая-деловая девуля.

‒ Не спорю.

‒ Так откуда псина?

‒ Нашла. ‒ Малява сидит у меня на коленях и лопает одну пельмешку за другой. Только и успевай подносить к пасти.

‒ Уличная дворняжка?! ‒ ужасается Оля. ‒ Фи и фу. Отдай в зоопарк.

‒ Почему сразу в зоопарк? ‒ удержаться от смеха не удается.

‒ Потому что ты наверняка подобрала какую-нибудь полоумную тварь. Тебя же на обычных не тянет. Ты скучных не терпишь. А значит, псина твоя из разряда «брось и беги». Тем более раз ты ее домой притащила.

‒ Ну, он ест со мной пельмешки…

‒ Вот видишь! Типа родственную душу нашла?! Мужика найди! И жри уже нормально. Пусть тебя кто-нибудь покормит. А то кожа, кости и два пупырышка в районе бюста.

Фыркаю от смеха. Оля и так вела себя как мамочка все время, а когда и правда стала настоящей мамой, то ситуация стала прямо аховой. Главное, чтобы не прибежала сама сюда кормить меня.

— Ладно, скажешь, когда там в образ няни входить надо. — Я настороженно оглядываю ложку, верхнюю часть которую только что откусил Малява.

Откладываю мобильный в сторону и приподнимаю щенка к лицу. Видимо, плеер Ромыча тоже он слопал. Мы так и не сумели его найти. Придется завтра признаться приятелю.

Внезапно вокруг меня все начинает искриться. Золотые, снежно-белые искры смешиваются с нежно голубыми. Машинально прижимаю к себе Маляву, а затем комната вокруг резко темнеет.

Закрываю глаза, защищаясь от потенциальных ожогов.

Что это? Пожар? Горим? Кричать? Что-то подсказывает мне, что молча обычно не горят. По крайней мере, издать какой-нибудь писк все же надо. Однако у меня пока нет никакого желания высказывать вслух что-то осмысленное.

Повизжать ‒ вот это дело.

В реальности же пребываю в полном молчании. И лишь сильнее сжимаю в объятиях Маляву. Сейчас щеня ‒ мой единственный ориентир в пространстве.

Глухой стук отдается в ушах, а потом с дрожью проходит через тело. Продолжаю жмуриться. Ясно понимаю, что под обнаженными бедрами уже не мягкая подушка, а какая-то шершавая поверхность. Вокруг по-прежнему гуляет ветер.

Приоткрываю один глаз. Рано. Ослепительно белый свет только начинает растворяться в воздухе. Немного больно.

Внезапно левое плечо непроизвольно вздрагивает от ощущения близости жаркого пламени. Пару секунд кожа пылает, а потом дискомфорт проходит.

Распахиваю глаза и решаю все-таки повизжать.

Но крик застревает в горле. Я резко отвлекаюсь на другое и забываю о простых девичьих радостях типа закатывания истерик на ровном месте.

Я нахожусь на каком-то высоком стуле. Прямо передо мной стоит низенький старикашка. Лысина натерта до блеска ‒ аж слепит, а пурпурный костюм переливается, будто скопище гирлянд на искрящемся снегу. На меня он не смотрит. Глядит куда-то через плечо и настойчиво тычет в мою сторону объемной емкостью с крышкой.

‒ Клади его сюда, сотый, ‒ отдает распоряжение старикашка. Голос у него звонкий, но на конце фразы уходит в хрипотцу. ‒ Осторожно. И за когтями следи.

Удивляться, в принципе, тут есть чему. Но меня отчего-то больше заинтересовывает фраза про когти. Когда я купала щенка и тискала в процессе совместного пожирания пельменей, никаких когтей не заметила. Лапки Малявы были кожистыми и мягкими, как комки влажной ткани. Вот и сейчас звереныш спокойно сидит на моих коленях, вполне сносно перенося всю мощь моих объятий. К тому же при виде старика я притиснула щенка к себе еще сильнее, скрывая его гладким тельцем все, что для посторонних глаз предназначено не было.

Моя сорочка вообще-то для торжественных выходов не предназначена и скрывает нижнее бельишко только тогда, когда я стою. Когда же сижу, да еще коленки в разные стороны, ‒ вот как сейчас, ‒ святое светится на всю округу.

‒ Сотый, ‒ снова зовет старикашка. К его интонациям добавляется нетерпение. ‒ Тебе же лучше поскорее избавиться от монстра.