«Только мне некуда исчезать, — пришла в голову горькая мысль. — Здесь мой дом…»
Вскоре в доме верховной певчей остались только наставницы и несколько подруг юной сирианы.
— Конечно, стоило бы подождать, когда прибудет твоя мать, — присев рядом с ученицей, заявила хозяйка дома, — но я потом сама с ней поговорю. Твои родители очень сильно переживали за тебя, искали где только можно, но… Ты словно в бездну канула. Куда же занесла тебя судьба, малышка?
— Великая Сархейм… открыла для меня свои жаркие объятия, — ответила юная сириана.
— Тогда ничего удивительного, что мы не могли тебя найти, — усмехнулась наставница. — Расскажи всё с самого начала.
И Айлани тихо заговорила. О том, как ослушалась наставниц и тайно покинула убежище, желая полетать не только на специально отведённых лётных площадках. Как не услышала подкравшегося к ней мужчину, пока беспечная дочь северных ветров прогуливалась по лесу. Рассказала о купце Узамате, отбившим её у первого пленителя и долгих два месяца возившего с собой, пока не прибыл в древний Иридан. Поведала, как её преподнесли в дар песчаному владыке…
Стоило только юной сириане вспомнить зелёные глаза пленившего её сердце мужчины, и слова полились нескончаемым потоком. Айлани говорила и говорила, выплескивая в словах накопившуюся в сердце горечь и боль. Об их совместных прогулках и его рассказах. О представлениях, которые повелитель устраивал для дочери северных ветров и разнообразных подарках, заполнявших сундуки, стоявшие в её покоях. О том, какой он мудрый и благородный правитель. Как любят Ариана его подданные. Как щедро владыка питает пустыню, смело отдавая ей магию и жизненную силу ради людей, живущих среди песков бескрайней Сархейм. Какой он благородный и обходительный. Как нежны были его объятия и сладки поцелуи.
Айлани ничего не утаила, рассказывая обо всём охрипшим голосом, а по щекам струились горькие слёзы обиды и непонимания произошедшего.
— Тише, тише, девочка, — прижав к своей груди рыдающую сириану, проговорила наставница. — Всё наладится, по-другому быть не может.
— Как он мог? — громко всхлипывая, спросила Айлани.
— А правильно ли ты поняла его действия? — хитро прищурившись, поинтересовалась главная певчая.
— Он не подходил ко мне в последнее время, а потом вообще отправил домой, — обвиняюще ответила сириана.
— Ох, молодёжь, любящая делать поспешные выводы, — усмехнувшись, покачала головой наставница. — Отдыхай, Айлани, а мы всё разузнаем.
* * *
Прошло три недели. Три долгие, наполненные тоской и мучительной болью, недели. И пусть внешне Ариан никак не показывал своего плохого самочувствия, обитатели Иридана всё равно чутко реагировали на малейшие изменения. Все, словно сговорившись, старались как можно реже попадаться на глаза песчаному владыке. А у кого это не выходило по долгу службы, стремились оставить его одного как можно быстрее.
Такое поведение казалось довольно странным, если не знать, что люди остро реагировали на эмоциональный фон, окружавший их правителя. Создавалось впечатление того, что стоит сделать один неверный шаг, и неминуемо последует «взрыв». Вот все жители белокаменного дворца, начиная от министров и заканчивая конюхами, и пытались избежать «бури» любыми способами.
Лишь один Тахин не убоялся предполагаемого гнева владыки и в один из вечеров привёл в покои повелителя наложницу. И Ариан действительно не разразился гневной речью за самоуправство слуги. Он вообще не произнёс ни единого слова, но верный Тахин почувствовал себя предателем под укоризненным взглядом зелёных глаз. После того случая старый слуга больше не пытался поступать так, как будет лучше для его господина. Он продолжал неукоснительно исполнять приказы владыки, мысленно проклиная и купца Узамата, и прекрасную сириану, укравшую душу несчастного «мальчика».
И только Ариану не было никакого дела до переживаний своего народа о его плачевном состоянии. Он вообще мало что замечал, днём, уходя с головой в государственные дела, а ночью, сгорая от тоски по прекрасной среброглазой деве. Владыка уже не один и даже не два раза успел пожалеть о своём великодушном решении отпустить её. Но стоило мужчине вспомнить серую кожу и наполненный болью взгляд, как все его переживания казались незначительными, а на смену тоске приходило чувство вины.
Ариан не мог себя простить за то, что чуть не погубил ту, которую полюбил всем сердцем. Ослеплённый своей страстью, он не замечал мучений сирианы, пока не подвёл её к грани между жизнью и смертью.
Читать дальше