Ольга Богатикова - В темном-темном лесу [СИ]

— Точно, — с усмешкой кивнул Слава.

— Что ж, не буду вам мешать. Общайтесь на здоровье. Кофе, если что, на окошке. За горшком с алоэ. Накрытый серой тряпкой.

За сим, любовно прижимая к себе лапой сверток с рыбой, Пафнутий удалился.

— Ужинать будешь? — спросила я у Мечеслава.

Он кивнул.

Быстро накрыла на стол, а пока сын ел, отошла к печи, чтобы сварить ему кофе.

— Ну рассказывай, что у тебя нового, — сказала, усаживаясь рядом с ним за стол. — Как идет служба?

— Служба идет по-разному, — ответил сын, отпивая глоток иномирного напитка. — И интересного в ней сейчас мало, только строевая, тренировки, обучение новобранцев и прочая повседневная ерунда.

— Но ведь это хорошо, — заметила я. — Если у тебя нет особенных забот, значит, в государстве мирно и стабильно.

— А еще серо и скучно, — кивнул сын. — Меня, знаешь ли, теперь иногда посещают мысли бросить службу и вернуться к отцу.

— Ну так возвращайся, — пожала я плечами. — Отец будет только рад. Если помнишь, ему твои людские подвиги никогда не нравились. К тому же, рано или поздно тебе все равно придется вернуться домой.

— Так-то это так, — неохотно согласился Мечеслав. — Только пусть это произойдет позже. Кстати, мама, ты сама-то когда отправишься домой?

— Я и так дома.

— Я имею в виду — когда вернешься к папе?

Ох…

— Не знаю, — ровно ответила сыну, разглядывая стену за его спиной. — Наверное, никогда.

— Почему?

— По кочану, Слава. Мы с папой в своих отношениях как-нибудь разберемся сами. Не забивай себе голову, ладно? Лучше расскажи, что у тебя стряслось, раз ты прискакал ко мне в гости.

— А разве я не могу навестить свою мать просто так?

— Нет, не можешь. Вы, взрослые дети, живете своей жизнью, а о родителях вспоминаете только тогда, когда что-то случится. Я ведь права?

Мечеслав коротко усмехнулся.

— Права. Видишь ли, мама, я решил жениться.

Мои глаза удивленно расширились.

Вот это новость!

— Так ты приехал за моим родительским благословением?

— Не совсем, — замялся сын. — Тут такое дело… Девушка, которую я хочу взять в жены, категорически мне в этом отказывает.

— То есть как?! — изумилась я. — Слава, за тобой же всегда бегали толпы девиц! Взгляды твои ловили, под окнами прогуливались. А стоило только головой кивнуть, как любая была готова кинуться тебе на шею!

— Эта — не любая, — грустно улыбнулся сын. — Эта — особенная. И меня она в упор не замечает. Причем, не жеманничает и не играет. Я просто ей не интересен.

— Она слепая?..

— Нет, со зрением у нее все отлично. Но она прихрамывает и немного горбится.

На мгновение я опешила.

— Твоя избранница — хромая горбунья?!

— Мама, я повторю: она немного прихрамывает и чуть-чуть горбится. У нее от природы одно плечо выше другого. Но это совершенно не мешает ей быть самым чудесным и восхитительным созданием на свете.

Несколько секунд мы с сыном молча смотрели друг на друга. Потом Мечеслав вздохнул и продолжил:

— Ее зовут Катерина. Катенька, дочь нашего сокольничего. Из-за своих физических особенностей, она стесняется посещать княжеские гуляния — девицам там положено танцевать, а ей это сделать очень непросто. К тому же, Катя наверняка себя неловко чувствует среди прочих расфуфыренных красавиц, хотя ни одна из них и мизинчика ее не стоит. Однако год назад в княжеском тереме был большой пир — праздновали рождение младшего княжича, а потому все чины должны были явиться туда со своими семьями. Вот Никифор Катеньку с собой и взял — деваться-то было некуда, — на губах сына появилась нежная улыбка. — Она за столом сидела тихонько. Вся такая хрупкая, белая, как Снегурочка. Я бы, может, ее и не заметил, но пошел с другими гостями плясать, да случайно голову в сторону повернул, и глазами с ее взглядом встретился. Знаешь, мама, меня в тот момент, будто в озеро окунули. Забыл, как дышать и как разговаривать, истуканом посреди горницы встал и пошевелиться не мог. Потом, конечно, подошел к ней, представился, завел разговор. Мама, какой же она оказалась умницей! Много книг умных прочла, а как здорово поддерживала беседу! На другой день я к ним в гости напросился, а меня там таким холодом окатили, что я потом вне себя был от злости. С тех пор целый год Никифоровы пороги обиваю и как тать за кустами его повозку караулю, чтоб на Снегурочку свою полюбоваться, если вдруг она в город по делам каким поедет. Я уж и сватался к ней, и в любви клялся, и подарками дорогими задаривал, а она холодна как лед. Говорит, в чувства мои не верит и смеяться над собой не позволит. Я, конечно, этому удивился, навел справки. Оказалось, приятельницы ее, курицы длиннокосые, напели ей, что, дескать, княжий воевода задумал шутку плохую пошутить — ее, калеку, охмурить да кинуть. И так она крепко в это поверила, что я никак обратное доказать не могу.