Наталья Мазуркевич - Иная сторона Тарина [litres]

– Все.

Я больше прочла по губам, чем услышала: разобрать хоть какой-то звук в обрушившемся на нас грохоте было нереально. Но по тому, как резко расслабились плечи герцога, как из его фигуры ушло всякое напряжение, я могла с уверенностью заключить: дела Тарской империи действительно плохи. Не осталось никого, кто может пролить свет на истинное положение вещей. Никого, кроме меня, если кто-то пожелает слушать «неразумное создание», коими считают принцесс «умудренные опытом» мужи.

– Их больше нет?

– Как и всего западного крыла, – поморщился Юлиар и вдруг сосредоточился. Тревога проступила на лице герцога. Тревога с оттенком ужаса и непрошеного понимания катастрофичности произошедшего.

Захотелось сплюнуть от того, с каким лицемерием Шарнес обращался с человеческими чувствами. Увы, это не мешало мне в чем-то восхищаться его искусством. Если бы еще это было посмертно… Я даже готова носить траур по этому человеку, чтобы никогда больше не встречать его на своем пути.

Герцог внезапно обернулся, останавливаясь, и я влетела в его объятия. Рывок, и меня взяли на руки. Внутри все сжалось.

– Наш выход, – прошептали мне на ушко. – Будь умницей, Майя. Считай это заказом. Последним и самым дорогим.

Я глубоко вздохнула, зажмурилась, а когда вновь распахнула глаза, в них стояли слезы.

– Хорошая девочка, – удовлетворенно отметил герцог.

Повезло, что ему возможность читать мысли по наследству не передалась. Иначе он знал бы, что оплакивала я себя. Не будущее, а настоящее, время которого подходило к концу. Но что мне терять? Райда? Едва ли он будет горевать долго. Мы были всего лишь напарниками, пусть и начинали путь давным-давно. Матушку? Едва ли она помнит обо мне. Лиди и девочек? О проходящих знакомствах не принято долго горевать, а я не питала иллюзий на их счет. Если, конечно, их не было сегодня во дворце. Если же были… Думать еще и об их смерти на алтаре герцогских амбиций было невыносимо. Сайсери? Мое решение пойдет на пользу виконту. Он наконец-то получит свободу и сможет найти кого-то лучше, чем простая воровка. Да и не до того ему будет. Кто бы ни сел на трон, граф Силандж для всех останется козлом отпущения. Тем, кто замыслил и практически осуществил переворот.

Язык ощутимо кольнуло. Мое время было на исходе, но выплевывать начавшую истончаться капсулу я уже не собиралась. Меня устраивал любой исход.

Герцог в последний раз взглянул на меня и распахнул дверь. На меня обрушился крик. Сдавленный, истеричный, радостный… Ему вторили рыдания. То стихающие, то рвущие пространство с новой силой. И запах… Я ненавидела его. Им пахла улица в худшие свои времена: времена разборок, магических дуэлей и обычных кабацких драк. Кровь и отходы, которые никто не собирался убирать. И не нужно было ни о чем думать: от открывшегося зрелища слезы сами наворачивались на глаза.

– Милорд? – Кто-то окликнул герцога, узнав его в толпе.

На губах Юлиара мелькнула удовлетворенная улыбка. Незнакомец бросился к нам, застыл, словно завороженный, а после – упал на колени, взвыв то ли от облегчения, то ли от хорошего зелья:

– Ваше высочество! Вы целы! Боги сжалились над нами. Династия не прервалась!

Он кричал и, сотрясая руками воздух, с остервенением бил грязный пол. И ни у кого не было шанса не услышать этот вой, не почувствовать силу эмпата. Люди затихали под гнетом чужих эмоций, отвлекались от собственных бед и начинали верить в чудо, истово радуясь чужому спасению. И с каждой секундой обработки в их сердцах крепла вера в лучшее будущее, которое обязательно настанет.

– Герцог спас ее высочество! Герцог спас династию! Герцог…

Мы утонули в восторженном гуле одурманенных людей. А они все прибывали. Перешагивали через мертвых, не замечали покалеченных. Шли, ведомые чужой силой, наполнившей оставшийся без защиты дворец.

Я не знала, отчего осталась глуха к эмоциям толпы. Может, всему виной был плотный контакт с герцогом, которому, судя по мимолетной гримасе, эти восхваления не приносили никакого удовольствия, а может, усилившаяся головная боль просто не оставляла шансов чьему-то хорошему настроению.

Но, глядя на все это представление, чувствуя, как немеет тело, как в ушах стучит кровь, я поняла, что могу попробовать уйти не в одиночестве. Ведь все они, одурманенные, верили в сказку со счастливым концом. А в конце должно быть что?

Из последних сил я потянулась к герцогу и с искренней радостью, что мне хватило на это сил, впилась в его губы. Раскушенная за миг до этого капсула стала моим триумфом.