Ольга Иванова: Элитная семерка [litres]

– А с тобой какая тактика? – Я подперла щеку ладонью и многозначительно улыбнулась.

– Со мной тебе будет тяжелее всего. – Его улыбка стала еще шире.

– А если использую запрещенный прием? – Я послала ему воздушный поцелуй.

– Отправишь меня в нокаут, – отозвался Вейтон преувеличенно серьезно, – но потом это грузом ляжет на твою совесть.

– Переживу, – хмыкнула я и с деланым интересом переключилась на содержимое своей тарелки.

Время неумолимо приближалось к экзаменам. Я настолько была поглощена подготовкой к ним, что порой виделась с Вейтоном только на тренировках, для которых с трудом выкраивала часы. Но они мне были необходимы, и маячивший уже совсем рядом поединок за место в семерке не давал мне расслабляться. Все надежды были только на мою стихийную магию, потому что высшую магию, увы, я не могла использовать для таких целей. Разве что настроиться на магические потоки и отследить их скорость и интенсивность цвета, которые усиливаются во время физических нагрузок и стресса. То есть по ним можно было отследить, насколько соперник устал или волнуется. О моем стремлении попасть в семерку знали только Джулиана и Вейтон, остальным мы решили не говорить, как и Аннети. Впрочем, кузина и без того отдалялась от меня все больше, бывали вечера, когда мы едва перебрасывались парой слов. И вроде бы не ругались, просто будто в какой-то момент пропали все темы для разговора.

– Высший балл, – похвасталась я Вейтону, который ждал меня на крыльце главного корпуса. – Ох, Алвей, даже не верится, что это последний экзамен. Я сдала, все сдала! – От переполнявшей радости я сама обняла Вейтона, пусть и на глазах других студентов. – А ты как?

– Я тоже почти свободен, остались формальности, – ответил он. – Кстати, определились уже со временем поединка. Послезавтра в обед.

– О, значит, у меня в запасе почти двое суток, – засмеялась я беззаботно. Мы шли по аллее к пруду, на чистом лазурном небе пылало солнце, и мир вокруг был наполнен яркими красками. И от всего этого на сердце было так легко, что хотелось совершить что-нибудь сумасбродное.

– Вижу, настроение боевое, – заметил Вей, наблюдая за мной с улыбкой.

– Более чем, – заверила я. И вдруг заметила в кармане его пиджака, накинутого, как обычно, только на плечи, бумажный уголок. – Что это? Письмо?

– А, это… Да. – Вейтон достал конверт. – Мама прислала письмо с вырезкой из газеты, где напечатали статью об ее цветочном магазине.

– О, можно посмотреть? – загорелась я.

– Конечно. – Он охотно протянул конверт мне.

Письмо из деликатности я читать не стала, а газетную вырезку развернула.

«Милена Тайлер: цветы делают нас счастливее», – гласил заголовок. А ниже было изображение красивой улыбающейся женщины с охапкой роз в руках. Черные волосы, чуть раскосые глаза… Я узнала ее сразу, с первого взгляда и без всяких сомнений. Сердце сжалось до боли, до потемнения в глазах.

Это была она. Женщина, которая убила мою маму.

Милена… Отец тоже ее так называл. Это она, точно она. К горлу стали подступать рыдания, выступили слезы, и перед глазами все заплясало.

– Лора! – Вейтон попытался взять меня за руку, но я вырвала ее и отступила на шаг. – Что с тобой? – Он смотрел на меня с тревогой. – Тебе плохо?

– Это она… – прошептала я сипло.

– Кто – она? Моя мама? – Вейтон перевел недоуменный взгляд с меня на газетную вырезку.

– Твоя мама… – Мои губы свело судорогой. – Это она… Она та женщина, которая приходила к нам перед смертью мамы.

Вейтон побледнел, изменившись в лице.

– Нет… – Он слабо, натянуто улыбнулся. – Этого не может быть… Это ошибка…

– Ее тоже звали Милена. – Я сделала еще шаг назад. – Милена… – Мои пальцы ослабли, выпуская газетную вырезку. Ветер подхватил ее и погнал по дорожке. Но Вейтон даже не шелохнулся, безотрывно глядя только на меня. И в его глазах я увидела тот же ужас, то же отчаяние, что убивало меня.

– Это не ошибка, не ошибка, – шептала я, качая головой. – Это она…

– Лора… – Вейтон, ошеломленный и растерянный, потянулся ко мне, но я снова не дала к себе прикоснуться. Не могу. Не могу!

– Не надо, Вей, не сейчас. Пожалуйста! Мне нужно побыть одной. Одной… – Я развернулась и побрела прочь, едва различая дорогу.

В памяти вновь замелькали картины того рокового вечера. Ночь… Дождь… Женщина в мокром плаще… Я под лестницей… Ее торопливые шаги… И крик служанки: «Госпожа умерла!»

Я зажмурилась и зажала уши ладонями, желая больше не слышать этого, не видеть… Не вспоминать. Нет. Нет. Нет!