Карина Демина: Леди, которая любила готовить

— Вась, ну Вась, — Александр дотянулся и дернул за рукав. — Хочешь, я нового жениха найду?

— Зачем?

— Не знаю, — он смотрел снизу вверх, заискивая и всем видом своим выражая готовность помочь. — Чтоб был?

— Не надо, чтоб был, — Василиса улыбнулась. И Александр улыбнулся в ответ, добавив:

— Я ему вторую руку тоже сломаю. Для симметрии. И вообще…

Василиса покачала головой. Она была далека от мысли, что сумеет сдержать праведный гнев брата, да и… обида была.

Горькая, как темный шоколад, тот самый, что привозили из-за моря, щедро сдобренный перцем и оттого жгучий. И эта обида нашептывала, что стоит намекнуть, и рукой дело не ограничится. Александр все кости переломает.

А то и вправду дуэль…

Дуэли чести ведь не запрещены, пусть и высочайше не одобряются, но… Василиса подошла к брату и положила руку на плечо.

— Оно того не стоит.

Обида полыхнула пламенем.

— Вась…

— И Марье скажи, а то ведь…

Александр хмыкнул. И выражение лица стало… впрочем, Василиса и сама понимала: говори Марье или нет, она все равно поступит по-своему. И обиды, учиненной роду, не простит.

А Василиса опять будет чувствовать себя виноватой.

Перед всеми.

Она посмотрела на оплавившуюся свечу. На остатки письма. На парк. И вдруг поняла, чего хочет.

— Я уеду.

— Куда? — Александр привстал, но вновь опустился на софу. Вытянул ноги, что уперлись в крохотный столик с пятком фарфоровых статуэток.

Еще один подарок.

…они столь же изящны, как и вы…

Правильные слова. Правильные подарки. Тоже своего рода искусство, которым Владимир владел в полной мере. Правда, теперь статуэтки вызывали одно лишь желание — разбить их о стену. И закричать. Во весь голос. По простому, по базарному, но… нельзя.

Надо держать себя в руках.

— Не знаю. Отсюда. Ненадолго. Пока все поутихнет. Не хочу никого видеть.

— Станут говорить…

— Что бы я ни сделала, говорить станут, — отмахнулась Василиса. И новая идея захватила ее всецело. — Вдовий дом… тетушка ведь нам его оставила, верно? И там никто не живет?

— Никто. Кажется. Я не знаю. Надо у Сергея Владимировича спросить, но… Вась…

— Ненадолго, — ей, кажется, и задышалось легче. Конечно. Кому нужен Ахтиар с вечной его круговертью, с балами и красавцами, которым не стоит верить, которые в сломанной руке видят перст судьбы и вообще горазды придумывать себе сказки.

— Вась, а…

Подальше от слухов.

Сплетен.

Очередной попытки подыскать ей жениха, потому что женщина тридцати двух лет не может не быть замужем, даже если ей туда не слишком-то и хочется. От семьи, что всенепременно соберется, и даже Настенька, возможно, приедет, оставив ненадолго свой драгоценный университет.

От всего.

— Мне… — она коснулась пальцами висков, чувствуя, как размыкается кольцо зарождающейся боли. — Просто надо побыть одной. Понять… разобраться… в себе и вообще.

Александр кивнул.

Вздохнул.

И добавил:

— Вечером поговорим.

— Почему бы и нет? — княжна Марья и в домашней обстановке оставалась княжной. Рядом с сестрой, высокой и статной, именно такой, какой должна быть урожденная Радковская-Кевич, Василиса остро ощущала собственную неполноценность. — Не вижу ничего дурного. Дом и вправду свободен. Надо лишь распорядиться, чтобы его в порядок привели.

— Маш? — а вот Александр был недоволен.

И шоколадный торт его не успокоил.

Он расхаживал по гостиной, благо, нынешняя была в достаточной мере просторна, чтобы хватило места и ему, и княжичу Вещерскому. Правда, последний не ходил, но занял место в дальнем углу, откуда с восторгом и обожанием наблюдал за женой.

Такую, как Марья, легко было обожать.

— Что? Она ведь не собирается сбегать с бродячим цирком…

На щеках Александра вспыхнули алые пятна.

— Это было давно…

— …или в юнги подаваться.

— Это было еще давнее!

— Само собой. Она просто хочет уехать и пожить в тишине.

Василиса коснулась хрупкой фарфоровой чашки. Вот опять… они говорят о ней так, будто ее, Василисы, в комнате нет. Будто она дитя несмышленое, не способная сама решить.

Раздражение захлестнуло Василису с головой.

И схлынуло.

Они ведь не специально, они ведь из беспокойства, а… кто виноват, что она, Василиса, причиняет семье столько беспокойства?

— Я поеду, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — В конце концов, мне тридцать два…

…старая дева.

А старым девам нет нужды думать о репутации. А еще можно не обращать внимания на слухи. Старым девам, если подумать, позволяется куда больше, чем просто девицам из благородных семей.