Марина Халкиди: Покрывало тьмы

Торьяш растерялась, так как никогда не была сентиментальной, но неожиданно для себя погладила девушку по волосам.

— Удачи, — пожелала Торьяш.

— И тебе, чтобы ты не задумала.

Торьяш хмыкнула и подала знак телохранителям отправляться в путь. И только когда карета скрылась за поворотом девушка перевела дыхание. Присвоение чужой личины каралось законом королевства, но Торьяш опасалась не законов, а тех, кто шел по ее следу.

Академия Кашир уже не одно столетие являлась кузницей из которой вышли знаменитые маги. Академия на окраине королевства была практически автономией, так как даже король имел ограниченный доступ к делам школы, а ректор по праву считался сильнейшим боевым магом страны. Что отваживало любопытных совать нос в воспитание подрастающего поколения магов.

Академия, огороженная высоким каменным забором, была оплетена защитной магией, которая должна была охранять учеников. И в то же время ограничивала свободное передвижение студентов вне стен Академии.

В Кашире проживало одновременно не менее тысячи магов. Большую часть составляли студенты, а затем шел преподавательский состав, аспиранты, исследователи и обслуживающий персонал. Кашир был ульем со своими законами и правилами. Обучение в нем было честью. И за эту честь взымали не малую плату.

Торьяш с восхищением смотрела на высокие стены. Но не они привлекли внимание девушки, а защитный барьер, который опоясывал школу. Барьер с вплетением тьмы изначальной. Девушка подавила в себе желание дотронуться до магического щита. Вернее, пообещала, что изучит заклятие на досуге, не при многочисленных свидетелях. Ведь Кашир с утра и впрямь кипел как улей. Студенты толпились у одних ворот, в то время как кареты перекрыли всю улицу и остановили движение. Город в городе, усмехнулась Торьяш. Да, стоило только засиять славе Академии, как в нескольких метрах от забора стали строиться таверны, магазины, рынки. За купцами и торговцами потянулись обычные обыватели. Город Анданел жил и существовал за счет Академии. И хотя большинство преподавателей жили в школе. Некоторые семейные пары приобрели себе жилье в Анданеле. Еще несколько лет назад город практически вымирал в течении двух месяцев, пока длились каникулы студентов. Но ректор нашел способ пополнить бюджет школы. И в месяцы каникул в Академии проводили экскурсии для туристов, которые с предвкушением стремились в Кашир. А амулеты и артефакты, выполненные на практических занятиях студентами, оседали в сумках и на телах зажиточных граждан.

Торьяш дожидаясь своей очереди у ворот, как губка впитывала информацию. Девушка, заимствовав внешность Виктории, впитала и ее воспоминания. Но юная Лорн которая всю жизнь несла бремя незаконнорожденного ребенка, и вынужденная не один месяц защищать себя от нападок отчима, была не лучшей энциклопедией о жизни в Кашире и Анданеле.

— Ты ограбила магазин, отродье?

Торьяш не сразу поняла, что высокая блондинка, одетая в дорогое платье и обвешенная украшениями, обращается к ней.

— Язык проглотила, дура?

В толпе раздались смешки. Но в голос рассмеялась только блондинка и две ее подружки, которые принадлежали к высшей аристократии.

— Наше отродье узнало наконец о косметике и шампуне.

Вскоре рядом с блондинкой собралась половина курса, на котором училась Лорн. И как оказалось лучшим развлечением для них было издевательство над провинциальной незаконнорожденной Викторией. Просматривая воспоминания Торьяш отметила, что блондинка Евгения, пожалуй, портила жизнь Лорн не меньше отчима. И тогда девушка решила, что будет мстить. Не за себя. Потому что оскорбления вызвали у нее лишь косую усмешку. Торьяш собиралась мстить за Викторию, чьи воспоминания делила. Девушка решила, что возможно отправит весточку Лорн, когда собьет корону с головы Евгении и изрядно вывалит в грязи репутацию последней.

— Где твои слезы отродье?

Прозвище было дурацкое. Оно должно было подчеркнуть грязное происхождение Виктории. Торьяш только пожала плечами. Она тоже не знала своего отца. Но кровь, которая струилась по ее венам была гораздо чище и сильнее нежели той, что текла в венах блондинки.

Оскорбления затихли сами собой, когда Торьяш не ответила ни на одно из них.

Евгения нахмурилась. Ей нравилось доводить оборванку из провинции. Правда раньше смятение, растерянность последней приносили ей удовлетворение. А оскорблять отродье, которое вместо того чтобы расплакаться, стоит и улыбается, никакой радости.