Некоторое время я стойко терпела его насмешки и издевательства. К слову сказать, я сталкивалась с подобным отношением уже не первый раз. Люди боятся того, чего не понимают, и этот страх делает из них отъявленных мерзавцев. Вот только Ивору не хватало умения бояться. Хотя ему стоило бы испугаться. Но он продолжал издеваться, насмехаться и устраивать подлые шутки надо мной. Каждый день в своей борьбе за место под солнцем он завоевывал еще один маленький клочок территории. И каждый день запас моего терпения иссякал все больше.
Тем зимним утром, когда хрупкие лучи солнца робко пробивались в бесцветном небе, Рис-Джонс отправил нас на улицу, чтобы мы подышали воздухом и хоть как-то развеялись. Ивор воспользовался моментом. В своей пышной шубке он выглядел еще более пухлым, чем обычно: его толстая задница широко расползлась по присыпанной снегом скамейке под окном классной комнаты. Парень крикнул мое имя, уже состроив на лице идиотскую гримасу:
– Не шуми так, Моргана. Господин Рис-Джонс не любит шум, не любит болтовню. Ох, да я же забыл, ты ведь не можешь говорить? Ты же слишком глупая для этого.
Несколько моих одноклассников заулыбались, перестав играть, чтобы посмотреть на это «веселье». На то, как «весело» надо мной издевались.
– Ну тише же, Моргана! – осмелев, крикнул Ивор еще громче. – Ты мешаешь всем своей дурацкой болтовней. Что ты сказала? Не может быть, потому что ты слишком глупа, чтобы говорить? Глупая немая! Глупая немая! – пропел он, и его щеки налились румянцем. – Моргана Глупая-И-Немая, вот как тебя надо было назвать. Мисс Моргана Глупая-И-Немая!
Ивор распалялся все больше. К нему присоединились и другие дети, смакуя злую песню, и вскоре воздух наполнился их мерзкими криками и смехом. Глаза Ивора блестели, он весь раздулся от собственной сообразительности. Так не могло продолжаться долго. Не могло!
Я хотела оказаться где-нибудь в другом месте. Конечно, я могла бы сделать так, чтобы веки мои налились свинцом, могла приглушить голоса и отправить разум в какое-нибудь тихое место, где чувствовала бы себя куда свободнее. Но не сделала этого. Не в этот раз. Внутри меня вскипела волна гнева, превратившись во что-то жесткое, обжигающее, и этому чему-то нужен был выход, иначе я бы сгорела изнутри, охваченная этим чудовищным пламенем. Я вдохнула, чувствуя в своем горячем дыхании обжигающую силу. Я метнула жуткий взгляд в сторону моего мучителя, мои глаза расширились, поймав его ответный взгляд, который дрогнул, когда он понял, что во мне происходит. Я смотрела на Ивора не отрываясь, как вдруг снежный покров над тем местом, где он сидел, задрожал, а другие дети немедленно заметили это и замолчали. И тут раздался треск, снежный ком соскользнул с черепицы, понесся к земле и приземлился прямо на Ивора, накрыв его целиком. Теперь тишина была нарушена ликующим смехом, а дети, смеясь, показывали пальцем на «снеговика», которым парень стал. Он со стоном выбрался наружу – снег сыпался с его шубы и ресниц. Смех стал громче. Ивор выглядел совершенно нелепо, плача, как младенец, под градом насмешек – теперь объектом издевательств был он.
Конечно же, на этот шум тут же примчался Рис-Джонс. Он широко распахнул дверь, замерев на пороге, когда заметил Ивора в снегу. Сначала Рис-Джонс глядел на других мальчиков и девочек, которые пытались успокоиться, а потом перевел взгляд на меня. Он прищурился недобро, хотя меня не очень-то волновало его мнение. Ясно, что и его мое отношение к нему вряд ли волновало. В конце концов, учитель с самого начала принял меня в класс не слишком-то охотно. С каждым пройденным месяцем я нравилась ему все меньше, и мой конфликт с Ивором явно не шел ситуации на пользу.
Через пару недель после этого инцидента напряжение достигло критической точки. Был урок математики, и страдания от занудных уравнений довершались жарой в помещении – солнце, проникавшее сквозь огромные окна, нагревало воздух слишком сильно. Кто-то из старших девочек попросил проветрить класс, и Рис-Джонс поручил это мне: чтобы открыть окно, нужно было воспользоваться большим шестом с крючком на конце. Я уже шла к окну, как вдруг Ивор высунул ногу. Я споткнулась и повалилась на пол у самых ног учителя. И снова раздались насмешки. Я схватила шест и, не вставая, повернула защелку. Нужно было зацепить раму на специальную застежку, и тогда окно как раз раскрылось бы на пару дюймов, впустив чуть-чуть воздуха. Только мне показалось, что такого количества воздуха не хватило бы даже одному из расхаживавших вокруг школы голубей, не говоря уже о детях в классе. И тут мне в голову пришла озорная мысль. Я представила себе картину: множество голубей летают по классу и гадят на всех, особенно на Ивора. Слишком соблазнительная мысль… Конечно же, в том, что окно распахнулось настежь, Рис-Джонс обвинил меня. И за то, что в комнату влетели голуби. И он не мог не заметить, что серых пятен от испуганных птичек не было лишь на мне. Учитель никогда не смог бы объяснить, как именно я смогла заколдовать голубей, но отделаться от меня он захотел окончательно. Когда мама пришла забрать меня из школы, ей прямым текстом было объявлено: я больше не имею права посещать занятия.
Читать дальше