Ирина Котова - Медвежье солнце

На него смотрели с изумлением и надеждой и боялись даже дышать.

– Если кто-то из ваших старших посчитает, – громко продолжал повелитель Бермонта, – что я проявил слабость, и вздумает мстить, я приду к вам и уничтожу всех мужчин как несущих семя предателей, и линды ваши сотру с лица земли, а жен и детей возьму к себе в клан. И имя ваше забудется, и род. Возможно, ваши старшие дети смогут заслужить мое прощение. Всё. Идите.

Площадь опустела почти мгновенно. Демьян постоял немного, глядя вслед уходящим берманам, и пошел обратно. К жене, которую не уберег.

Хозяин лесов возвращался в свой небесный дом, расположенный посреди исполинской дубовой рощи. Пахарь не любил излишеств, и жилище его больше всего походило на простую землянку с крышей из темно-зеленых мхов. Единственной роскошной вещью в том доме было широкое, крепкое, покрытое мягкими мехами ложе, которое лесной хозяин сам вырезал для них с Водой из старого дуба. В свой сезон бог приносил ей сюда полевые цветы и спелые красные яблоки, показывал пушистых зайчат и сердитых ежей, и супруга ласково улыбалась ему, гладя по натруженным плечам. И поцелуи ее потом были яблочными, медовыми, сладкими.

Но не успел Великий Бер ступить на порог, как вырос перед ним взбешенный огненный брат, размахнулся широко и мощно – завыли высокие деревья, склоняясь, как от урагана, – и ударил в лицо. Отшатнулся оскалившийся Медведь, скинул с плеч тяжелую шкуру и рыкнул досадливо:

– Отвел душу, потешил кулак?! Не греми, отвечу!

Не послушал его Красный: выдрал с корнем дуб, ветвями до солнца достающий, замахнулся – и Пахарь встретил этот удар молотом. И долго еще любопытные белки и зайцы, прячущиеся во влажных мхах среди кряжистых корней, наблюдали за божественной дракой. Схватились братья не на шутку, и гулко ворочался гром в небесах по всей Туре, да и землю время от времени едва заметно потряхивало.

После доброй битвы и примирения оба великих сезона отдыхали на разбитой поляне, слушая гудение толстых мохнатых шмелей и пронзительный стрекот кузнечиков, а золотые, размером с руку, трудяги-муравьи поспешно очищали окрестности от щепы, веток и остро пахнущей взбитой листвы. Из груди Воина все еще прорывалось грозное ворчание, и Зеленый ушел в свою землянку и появился через несколько мгновений с двумя огромными бочками на плечах.

– Медовуха, – кротко сказал он, опуская одну из них перед братом. – Выпей, залей гнев. Сына моего не трогай, сам с него взыщу.

– Мне он люб, – мрачно ответил Красный. Кулаком выбил заглушку и начал жадно пить терпкий, сладкий напиток. Он всегда быстро вспыхивал и быстро остывал, да и медовуха оказалась хороша. Опустил бочку, вытер рукой рот. – Хороший воин. Но слишком самоуверен. Погубил мне девчонку. Хоть и думал я, что так выйдет, вины его это не умаляет.

– Кто из нас не переболел самоуверенностью? – возразил Великий Бер с намеком и сел рядом, не обращая внимания на вновь полыхнувшие огнем глаза брата. – Да и ты не Смерть, чтобы знать наверняка. В любом случае она ему жена, в шкуре или нет, медведицей или человеком. А как сложится – только Отец ведает.

Двое великих богов, вечных мальчишек, стоящих по годовому циклу рядом, молча пили под шум исполинских деревьев, и на Туру спускалось такое же тихое умиротворение, которое ощущали они в этой роще, что дышала сладковатой прелой листвой, влажными желудями и горькой разогретой на солнце дубовой корой.