Любовь Черникова: Испытание

«Разве так стоит одеваться наказанным? Тут скорее подошла бы и рубаха. С другой стороны, стоит порадоваться, что сарафан натянуть не приказали», – охотница вздохнула, решив, в курсантской форме она бы чувствовала себя уверенней.

– Готова? – заглянул внутрь Раэк. – Идём.

За всю дорогу наставник не вымолвил больше ни слова, а Кира сама не стала спрашивать.

«Какая теперь разница? Чему быть, тому не миновать»

Вскоре они добрались до самого дальнего тренировочного поля, там чуть в стороне были вкопаны столбы, очень похожие на те, что ставил тин Хорвейг в Орешках. Сердце сжалось, и Кира поняла, что все же боится. И боится, как оказалось, сильнее, чем когда пришлось драться со Стаей, или когда её схватил Седер. Или когда на ней рвал одежду тин Хорвейг.

«Неужели и правда выпорют…», – ноги стали ватными, и еле передвигались вслед за хищным Защитником. Охотница осознала, что не переживёт такого позора, и тем более не сможет остаться в Ордене и смотреть курсантам и наставникам в глаза.

У столбов уже ждали. Человек семь наставников, и ещё Пасита и Маррак. Они стояли отдельно, а в руках свивались жирными, лоснящимися кольцами плети.

Раэк жестом приказал остановиться и сам остался рядом, расположившись чуть позади, за правым плечом. Тихо сказал:

– Стой и смотри, Кира. Приказ Настоятеля.

А к столбам уже вели Седера и Хансера. Парни были босы, обнажены по пояс и бледны. Тин Трейя беспорядочно скользили по присутствующим взглядом. Похоже, оказался здесь впервые. Тин Белл, наоборот, буравил землю под ногами, и его лицо скрывали волосы. Все время пока объявляли приговор, слова которого охотница едва осознавала:

– …недостойное поведение… постыдные помыслы… порочащие Орден действия… ударов каждому…

Потом их руки продели в кожаные петли. Затянули, вздёргивая вверх. Каждому что-то сунули в зубы. Маррак и Пасита одновременно развернули плети, приступая к наказанию. В наступившей тишине их свист показался оглушительным. Охотница вздрогнула всем телом, когда первые удары опустились на обнажённые спины. После второго тин Трейя заскулил. После третьего выронил изо рта деревянную палочку, на которой остались глубокие следы зубов. Тин Белл продержался немногим дольше, но в отличие от родственничка не блажил и не выл, а лишь глухо вскрикивал, из последних сил впиваясь зубами в деревяшку.

– Кира, смотри, – тихо приказал Раэк, заставив вскинуть голову, хотя взор всё равно застили слезы.

Охотница только сейчас поняла – Лютобора и Микора тогда просто погладили, учитывая, что их порол тоже тин Хорвейг. Легче от этого не стало и Кира старалась на него не смотреть, боясь встретиться со сверкающими холодной яростью, стальными глазами.

Последний раз вскинулась рука, свистнула плеть, опускаясь на окровавленную спину. Киру колотило так, что зуб на зуб не попадал. Наставники, дружно развернувшись, двинулись прочь. Палачи шли замыкающими. Никто больше не проронил ни слова.

– Кира, все кончилось. Можешь идти на ужин, – все так же тихо сказал Раэк

Он двинулся следом за прочими, оставив её один на один с повисшими на ремнях парнями.

– Наставник! – спохватилась охотница. – А как же…

– Они – не твоя забота! – резковато ответил тот, обернувшись. – Иди на ужин, Киррана. В таком состоянии его не стоит пропускать. Я приказываю.

Раэк все же ушёл, а Кира ещё немного постояла, не смея оставить наказанных курсантов. Она не могла поверить, что это произошло на самом деле. Их высекли невзирая на титулы, на род, что стоит за каждым.

«И все из-за меня…»

Накатившее чувство вины, отозвалось дурнотой. Охотница осторожно приблизилась к столбам, осознавая, дед выбрал изощрённый и действенный способ, заставив её на это смотреть. Припомнились слова Паситы, сказанные в день его прибытия в Орешки: «Пострадают те, кто рядом. Кто дорог».

Наказанные не были ей дороги: «Но с меня и этого вдосталь. Жить неохота…”

Неожиданно Хансер поднял голову. Светлые, почти белые пряди, мокрые то ли от пота, то ли от слёз, прилипли к щекам:

– Семьдесят четыре… Ты, молодец, Кира, – он растянул искусанные в кровь губы в болезненной улыбке. – Тебя ждут в трапезной. Иди, не стой. И не смей нас жалеть! – короткая речь отняла у парня последние силы.

Есть совершенно не хотелось, перед глазами все ещё стояла жуткая картина, которую ей никогда не забыть. Кира вяло перебирала ногами, нехотя направляясь к Северной Башне и раздумывая, не пойти ли все же на полюбившиеся конюшни? Свернуться в пустом стойле на сене, поплакать без свидетелей, выплёскивая все, что накопилось и стояло комом в горле и удушливо давил в груди.