Ясмина Сапфир - Охотница и чудовище [СИ]

- Мы сейчас говорим не о глупой тетке или малолетке, которая ищет приключений на задницу! Мы говорим о Магнолии! Она видит чудовищ, разбирается в них! Она бы первая тебе позвонила и предложила его укокошить.

Балетный отвернулся к окну, стиснул челюсти, продолжая хмуриться - я достала его. Правая нога Макса, закинутая на колено левой, резко закачалась, как маятник. Бросились в глаза пальцы «в кучку» - пуанты уродуют стопы даже людей с такой сильной регенерацией, как мы.

Ладони Макса нервно сжимали чашку. И казалось, тонкий пластик вот-вот расколется, окропив балетного кофе.

За длинным, почти во всю стену окном, гулял ветер, и ветки деревьев норовили постучаться в дом. Белая монетка Луны выглянула из-за туч, будто интересуясь нашим разговором.

- Макс, - попыталась я смягчить балетного. - Алкоголь отнимает у Магнолии большую часть способностей.

Лед в его серых глазах растаял, бровь изогнулась, нога замедлилась, а пальцы принялись неспешно вращать чашку.

- А ведь и правда. Не подумал об этом, - Макс чуть подался вперед, и, не предупреждая, соединил нас с Магнолией.

Нет, она не пила.

Макс вынырнул из энергетического слепка города с возмущенным фырканьем. Его нога закачалась снова, пальцы судорожно стиснули чашку. Напряженное лицо, сведенные брови и вновь проявившийся шрам на лбу ничего хорошего не сулили.

- Утешилась, паникерша? - припечатал балетный, смерив меня колючим взглядом.

Что ответить? Я ошиблась. Но не успокоилась. Рваным пульсом билась в груди тревога, перед глазами все еще стояла распластанная Магнолия.

Черные волосы растеклись по простыне кляксой, полупрозрачные, крепко сомкнутые веки, нервно вздрагивали. И казалось, Магнолии снится кошмар - оттого и бегают под тонким покрывалом век глаза, дрожат искривленные губы, сжимаются кулаки.

- Я чувствую - с Магнолией что-то не так, - беспомощно выдохнула я в красивый профиль Макса.

Он отвернулся от окна, и вгляделся в мое лицо - серые глаза потеплели, излучали участие.

Макс уставился в стену, почти не мигая - задумался.

Оставив полупустую чашку в покое, тонкие пальцы его крутили верхнюю пуговицу жилетки. Луна подмигнула из-за облаков, очертив белесой дымкой остроносый профиль балетного, смягченный волнами каштановых волос. Как по волшебству в ее неровном свете показались вены под тонкой кожей шеи, на изящных, но вместе с тем жилистых ладонях. Зачернела дырка, ровно по центру мочки. Лет двадцать минуло с тех пор, как Макс бросил носить серьгу, но дырка никак не зарастала, опровергая этим весь мой опыт.

- Обождем до завтра, - уже серьезно, без тени насмешки произнес балетный спустя недолгое время, и нога его закачалась. - Там видно будет.

Я дернулась, нервно подалась вперед, неловко толкнула стол. Он подвинулся, и кофе закачалось в кружке, выплеснулось наружу.

Прозрачный пластик стола, с ракушками и водорослями внутри, окропила темная роса. Я как завороженная наблюдала за игрой света на черно-коричневых каплях. Сознание заволокла дымка дремы. Макс рядом, уверен, что до завтра ничего страшного с Магнолией не случится. От осознания его молчаливого покровительства, вся моя собранность рассеялась как дым.

Веки потяжелели. Не успела понять, что случилось, а уже клюнула носом.

В соседней комнате пустовала любимая кровать - огромная, трехместная - я заплатила за нее целое состояние. А я так и проспала всю ночь в кресле, в скрюченной позе, вытянув под столом ноги.

Очнулась я ближе к утру. Прохлада просачивалась в закрытые окна, находила неведомые мне щели. Надо будет отремонтировать.

Макс сидел на том же месте - неподвижный, но не спящий. Изящный профиль - хоть сейчас чекань на монетах - смягчился в розоватой рассветной дымке. Тонкие пальцы теребили пуговицу на жилетке.

Восход распускался у городской границы. С высоты моей квартиры было чудесно следить за тем, как тянутся в хмурое осеннее небо розовые лепестки лучей.

- Проснулась? - Макс обернулся, взгляд был теплым, участливым.

- Ага. А чего ты домой не ушел? - спросила я сквозь зевоту.

- Кое-что меня заинтересовало. Задержался, копал, - не всякий с первого раза вникал в объяснения Макса. Витая в собственных мыслях, он говорил комкано, невнятно, путано. Но я привыкла.

- Вот, посмотри, - балетный протянул мне монкс. Древние планшетники эволюционировали как динозавры в птиц.

Тонкий, как лист бумаги, экран светился лампой.

Макс провел над ним ладонью, вызывая последние просмотренные страницы.