Нина Дьяченко - Пленники вампиров

— Опять ты притащил к нам девушку! — заговорила она, медленно спускаясь. — Если бы ты был нормальным вампиром, ты просто убил бы её там, где нашёл, а не притащил сюда, чтобы мучить. Опять она будет орать всю ночь, а у меня утром снова будет мигрень!

Я устремила на неё умоляющий взор, я готова была умолять кого угодно, хоть ёжика!

— Я не могу тебе помочь, — холодно отозвалась она. — Он — мой господин и брат. Она подошла к нему, медленно и величественно, как королева. Обняла и прижала к своей груди. — Я беспокоилась за тебя, — её шёпот показался мне раскалённым железом, который вливали в мои бедные уши. Кажется, я слышала их шёпот не только ушами, но и душой. Они слились в объятии, греховном и преступном, как страсть моего отца-графа ко мне. Отвращение и страх ещё больше завладели моей душой. Я хотела воспользоваться ничтожным шансом и убежать, но ноги меня не слушались. Чтобы стоять прямо, мне пришлось схватиться за холодные чугунные перила. — Спокойной ночи, сестра, — раздался его тяжёлый, сладостный голос. — Ты точно не хочешь к нам присоединиться?

— Нет, после проклятия этого мага у меня постоянно болит голова, я не выношу криков! Мне придётся закутаться в шерстяное одеяло и зажать уши ладонями. Приятная ночь ожидает меня, нечего сказать! — хмыкнула она сердито. — Надеюсь, хоть ты получишь удовольствие, братик!

— Что б ты даже не сомневалась, моя дорогая! — мягким, вызывающим глубокий страх голосом, ответил он и повлёк меня наверх.

— Смотри, тебе нравиться? — голос вампира прозвучал язвительно, ядовито. Ему хотелось почувствовать надо мной свою сверхъестественную власть. Власть силы. Кто силён, тот и прав, как гласит закон выживания. — Как тебе моя спальня?

… Трясущаяся молодая девушка огляделась в поисках окон, но, хотя окна здесь имелись, они были узкими и закрытыми ставнями. При осмотре она отметила большущий камин, который в эту тёплую летнюю ночь, естественно, не пылал углями; большое ложе с нависающим над ним атласным балдахином цвета самой ночи с серебряными звёздами; на хрупком столике из тёмно-коричневого дерева стояли обычные электронные часы, работающие на батарейках, а рядом с ними на изогнутой золотой ноге светился такой же серебристый шар, какие висели на первом этаже — очень мягкое, природное, интимное освещение. Огромный шкаф с тускло мерцающим полированным деревом и несколько изящных кресел.

Молодая, необычайно красивая, хрупкая девушка умоляюще глянула на него: — Опусти меня! Я не знаю твоего имени…

— Аскольд, — с вежливой улыбкой склонился он. Ей стало страшно, словно перед ней кланялся скелет или же демон, пришедший по её душу. — А ваше имя, леди?

— Арианна Вуд.

— В принципе, я прочитал это в вашем крохотном мозгу, леди. Вы графиня.

— Наполовину, — сухо ответила она, пытаясь собраться перед сопротивлением. Молодая девушка пыталась угадать по его непроницаемому лицу и по глубоким черным глазам, что именно он собирается с ней сделать — выпить всю кровь, и убить, выпить часть крови, и, в конце концов, отпустить. В последний вариант ей очень хотелось верить, но… не верилось.

Арианна с детства ощущала, что с ней ничего хорошего не может произойти, а плохое — сколько угодно. Однако девушка не собиралась дёшево расставаться со своей короткой жизнью.

— Это не важно. Ты свежа, ты изящна, как аристократки, у тебя тонкие черты лица, ты даже немного похожа на куклу… Я не имею в виду эту уродину Барби, я говорю про красивую фарфоровую куколку, которые делали в старину. И одновременно ты полна сил и свежа, как налившийся соками плод. Он облизнулся, как дикий зверь перед трапезой, как людоед. Она отчётливо увидела, как растут его зубы. Растут и растут, сами по себе. Точнее, росли два передних зуба… Правда, подобное она видела в фильмах ужасов и читала про подобную трансформацию в книгах про вампиров, но видеть это наяву оказалось гораздо ужаснее. Арианна смотрела на него расширившимися от ужаса, по-детски испуганными глазами. — Сколько тебе лет, Арианна Вуд?

— Шестнадцать, — ответила она с робкой надеждой, что он смилостивиться. Но она знала, чувствовала в глубине души, что нет, он её не пожалеет.

«Я его где-то понимаю. Стала бы я жалеть курицу, которой собираюсь пообедать? Жалость, конечно, прекрасное и возвышенное чувство, но чтобы умереть из-за него с голоду…»

Он быстрым, чересчур быстрым для её человеческого взгляда движением, приблизился к ней вплотную — она ощутила его дыхание на своих губах — и швырнул на кровать.